Однажды девушка с косами пропела песню почти без мелодии. Песня слагалась как бы экспромтом, от ноты к ноте… Потом мужчина с большими черными усами продекламировал что-то — наверно, стихотворение. Он читал без всякого смущения, с пафосом, и проходившие по коридору люди заглядывали в палату. Закончив, он перевел специально для Эзры:
— О ушедший из жизни, почему ты скончался весной? Так и не успел попробовать ни кабачков, ни салата из огурцов.
Удивительно, даже их поэзия была близка сердцу Эзры.
К декабрю он заменил еще трех официантов в черных костюмах оживленными, по-матерински заботливыми официантками. И, отказавшись от меню в больших бежевых корочках, стал ежедневно писать названия блюд на грифельной доске. В результате все повара уволились (блюда были новыми — они не привыкли готовить такие), поэтому в основном он теперь готовил сам, а помогали ему женщина из Нового Орлеана и мексиканец. У помощников были свои кулинарные рецепты; некоторые из этих блюд Эзра тоже никогда раньше не пробовал и пришел от них в восторг. Посетители, правда, удивлялись нововведениям, но постепенно они привыкнут, думал Эзра. Во всяком случае, большинство из них.
И теперь новые замыслы не давали ему покоя, он даже ночами просыпался — так хотелось с кем-нибудь поделиться. Почему бы не поставить в ресторане множество холодильников, чтобы люди приходили и выбирали еду по своему вкусу? Они могли бы сами готовить себе на длинной-длинной плите, которая занимала бы в зале целую стену. А может, устроить огромный камин, где на вертеле медленно жарился бы целый бычок. Каждый бы отрезал себе кусок мяса и, положив на тарелку, удобно располагался в кресле; люди бы ели и беседовали друг с другом. А может, лучше предлагать лишь самую простую еду, какую продают на улицах, на каждом углу? Вот именно! Он будет готовить то, о чем так тоскуют люди, покинув родные места, — например, кукурузные оладьи, которыми торгуют с лотков в Калифорнии, о них всегда мечтал его помощник мексиканец, и этот замечательный уксусный соус к испеченному на углях мясу, который мать Тодда Даккета привозила несколько раз в год из Северной Каролины в картонных стаканчиках, Тодд без этого соуса жить не мог. Эзра назовет свой ресторан «Тоска по дому». Он снимет старую черную вывеску с позолоченными буквами…
Тут он представлял себе вывеску «Ресторан Скарлатти», со стоном прижимал пальцы к глазам и беспокойно ворочался с боку на бок.
— У вас красивая страна, — сказала молодая иностранка.
— Спасибо, — ответил Эзра.
— Столько зелени! И столько птиц. Прошлым летом, до того как заболел мой свекор, мы снимали дом в Нью-Джерси. Не зря его называют «садовым» штатом. Всюду розы. После ужина мы сидели на лужайке и слушали соловьев.
— Кого? — переспросил Эзра.
— Соловьев.
— Соловьев? В Нью-Джерси?
— Конечно, — сказала она. — А еще нам очень нравилось ходить по магазинам. Особенно в универсальный магазин «Корветт». Моему мужу нравятся… как это?.. Костюмы, которые можно стирать и не гладить…
Больной застонал и заметался в постели. От резких движений чуть не выскочила подведенная к его запястью трубка. Жена больного, хрупкая старушка с высохшей, как пергамент, кожей, нагнулась и погладила мужа по руке. Прошептала что-то и повернулась к молодой женщине. Эзра увидел, что старушка плачет. И не скрывает этого, слезы ручьем катились по ее щекам.
— Ой! — вырвалось у молодой женщины. Она отошла от Эзры и, наклонившись над женой больного, подняла ее на руки, как раньше свою девочку. Эзра понимал, что ему надо уйти, но не ушел. Только отвернулся и с равнодушным видом выглянул в окно — так иной мужчина, нажав кнопку звонка, стоит на пороге в ожидании, что входная дверь откроется и его пригласят в дом.
Дженни, уткнувшись в учебник, сидела за столом в своей старой комнате. Она была удивительно хороша, даже в очках для чтения и выцветшем стеганом халате, который оставляла в шкафу на случай приезда в Балтимор. Эзра остановился в дверях и заглянул в комнату.
— Дженни? Ты как здесь очутилась?
— Решила устроить себе передышку. — Она сняла очки и рассеянно посмотрела на него.
— Но ведь семестр не кончился, еще не каникулы?
— Каникулы! Думаешь, у студентов-медиков бывают каникулы?
— Да нет, пожалуй, — сказал он. Правда, с некоторых пор ему казалось, что она все чаще приезжает в Балтимор. Да и о муже никогда не рассказывает. За всю осень, а может, и за все лето она ни разу не упомянула его имя.
Читать дальше