Энн Тайлер - Обед в ресторане «Тоска по дому»

Эзра знал: после ее смерти единоличным владельцем ресторана станет он. Миссис Скарлатти сказала ему об этом перед тем, как в последний раз лечь в больницу. «Не нужно», — ответил он. Она промолчала. Наверное, решила, что это только слова. Конечно, внутренне он не желал, не домогался чужого (он никогда не придавал деньгам особого значения), но куда денешься? Так или иначе ей больше некому оставить ресторан. Она подняла руку и тут же уронила ее. К этому разговору они уже не возвращались.

Однажды Эзра уговорил мать пойти вместе с ним в больницу. Он любил, чтобы близкие ему люди ладили между собой, хотя и предвидел, что с матерью будет нелегко. Когда речь заходила о миссис Скарлатти, в ее голосе звучали недоверчивые и даже ревнивые нотки. «Не представляю, — повторяла она, — что только ты в ней находишь. Она же просто… бездушная, твердокаменная, хотя и носит модные тряпки, а как выглядит — ей наплевать. Понимаешь? Не утруждает себя. Губы и то не подмажет, а эти черные круги под глазами… И никогда никому не улыбнется».

Но сейчас, когда миссис Скарлатти была так серьезно больна, мать не высказывала своего мнения вслух. Она долго обдумывала, что надеть для визита в больницу, и выбрала шляпу с вуалью, чем весьма обрадовала Эзру. Ведь эта шляпа знаменовала собой важное семейное событие. Он с удовлетворением отметил, что мать решила пойти в выходном черном пальто, хотя оно и не такое теплое, как ее будничное, бордовое.

В палате она сказала миссис Скарлатти:

— Ну, вы просто великолепно выглядите! Совершенно не похожи на больную.

Это была неправда, по с ее стороны — большая любезность.

— Когда я умру, — проговорила миссис Скарлатти хриплым голосом, — пусть Эзра переедет в мою квартиру.

— О чем вы говорите? Какая глупость… — сказала Перл.

— Что глупость?.. — спросила миссис Скарлатти, но усталость захлестнула ее, и она закрыла глаза.

Перл не поняла ее, решила, что это риторический вопрос, и невозмутимо расправила на коленях юбку.

— Верх глупости. Никогда в жизни не слыхала такой ерунды.

Один только Эзра понял, что имела в виду миссис Скарлатти. Она спрашивала, что было глупостью — ее смерть или что Эзра должен переехать в ее квартиру. Но он не стал объяснять этого матери.

В другой раз он получил специальное разрешение привести в больницу нескольких работников ресторана — Тодда Даккета, Джосайю Пейсона и Реймонда, шефа по соусам. Пожалуй, миссис Скарлатти была рада повидать их, хотя прошел визит натянуто, неловко. Все трое стояли у стены и откашливались — ни один не согласился присесть.

— Ну, как идут дела? — поинтересовалась миссис Скарлатти. — По-прежнему покупаете все самое свежее?

Вопрос был задан невпопад (ни один из них не занимался покупкой продуктов), и Эзра понял, как далека она сейчас от всего этого. Но мужчины были, слава богу, тактичны. Тодд Даккет кашлянул и сказал:

— Да, мэм, так, как вы хотели.

— Я устала, — сказала миссис Скарлатти.

В соседней палате лежала истощенная умирающая женщина, дальше по коридору — глубокий старик, жене которого, маленькой, хрупкой, ставили в палате на ночь раскладушку, а еще дальше — смуглокожий иностранец, которого постоянно навещали родственники — его палата напоминала цыганский табор. Эзра знал, что женщина в соседней палате умирает от рака, у старика какое-то редкое заболевание крови, а у иностранца что-то с сердцем, точный диагноз еще не установили.

— Стуки в сердце, — сообщила ему смуглая, экзотического вида девочка, которой было еще слишком рано посещать больницу. Она стояла за дверью палаты, тихо играя в «йо-йо».

— Может, шумы? — переспросил он.

— Нет, стуки.

Эзра начал чувствовать себя в больнице одиноким и был бы рад с кем-нибудь подружиться. Производя какие-то таинственные манипуляции над миссис Скарлатти, сестры выставляли его за дверь, и большую часть времени он проводил в холле, уныло прислонясь к стенке возле палаты или стоя у окна в конце коридора. Подойти было не к кому. Это больничное крыло отличалось особой тишиной, а люди, попадавшиеся ему здесь, — замкнутостью и неприступностью. И только девочка-иностранка заговаривала с ним.

— Наверное, он скоро умрет, — сказала она и опять занялась своей игрушкой.

Эзра еще немного постоял в коридоре, но девочке с ним явно было неинтересно.

Листовой салат, мягкокочанный салат, листья цикория, эндивий — свежие, сбрызнутые влагой — на столе посреди кухни. В другие рестораны никому не известные лица доставляли овощи прелыми, загнившими, в вонючих грузовиках, но в ресторане Скарлатти для этого был специально нанят мистер Пурди; каждый день, едва рассветало, еще до восхода солнца, он самолично закупал овощи для ресторана Скарлатти. Около восьми утра он доставлял их на кухню в больших корзинах; к тому времени Эзра уже был на месте, чтобы знать, на какие продукты можно рассчитывать в этот день. Иной раз мистер Пурди вовсе не привозил баклажанов, а иной раз вдвое больше, чем нужно. В такое унылое время года, как сейчас, — стоял ноябрь — местных овощей не было, и мистер Пурди волей-неволей закупал привозные: вялую морковь, огурцы словно покрытые воском, все из других штатов. А помидоры! Смотреть противно.