Борис Юлегин - Нить Ариадны… Каникулы во Франции

Все равны. Принадлежность к церковной иерархии не дает никаких преимуществ и привилегий.

Мы попали с корабля на бал, а точнее, с поезда — на Рождество. На вечернюю мессу напросились сами, толком и не отоспавшись после дороги. Но ведь интересно же! Когда еще суждено лично поучаствовать в таком празднике, когда еще представится возможность побывать на главной службе года в католическом храме?

К девяти часам вечера церковь была заполнена людьми. Судя по количеству рядов, и мест в каждом из них, на мессу пришло не меньше трехсот человек. И стар, и млад. Казалось, здесь все жители деревни, и даже больше. Совсем юные прихожане мирно спали на руках у родителей.

Те, кто немного постарше, — пяти, — семилетние детишки, все как один в беленьких нарядных рубашонках, образовали чудесный сорокаголосый хор. Повернувшись лицом к собравшимся, и найдя взглядом родителей, они добросовестно выполняли свой общественный долг. Даже не долг, не обязанность. Это действо доставляло малышам очевидное удовольствие. Получалось слаженно и до слез задушевно. Здесь не было солистов — ни среди детей, ни среди взрослых. Все были равны, и каждый честно и ответственно исполнял отведенную ему роль. Крепло чувство, что все здесь собравшиеся — одна большая сплоченная семья с общими заботами и радостями. Таким это чувство и осталось.

Раньше как-то не обращали на это внимания, наверное, потому, что никогда до этого не хватало сил и времени на всю двухчасовую службу. Обычно зайдешь, посмотришь — и дальше. А тут, раз уж пришли, раз стали элементами системы, надо не выделяться. Так вот, на этот раз мы обратили внимания, что процесс службы для прихожан протекает очень гуманно: посидели полчаса, десять минут постояли и попели сами, и опять, посидели — постояли. Разумно. И человечно.

Во время одной из дальних экскурсий мы вдруг обнаружили, что отклонились от ранее намеченного маршрута, и уходим в горы, в сторону от трассы. Оказывается, наши французы решили преподнести гостям сюрприз. Дорога все петляла и петляла, и мы вдруг с удивлением поняли, что асфальт-то закончился, что едем уже по проселочной гравийной дороге. К хорошему быстро привыкаешь, мы уже и забыли, что могут быть какие-то другие дороги, кроме асфальтовых. Проселок серпантином тянулся все выше и выше в гору.

Местечко называется Сельванез. Здесь, на самой вершине горы, расположилась русская бревенчатая церковь с куполами из осинового лемеха, по бревнышку доставленная из российского города Вятки, или Кирова. Что удостоверяется памятной надписью на отполированной мраморной плите у подножия храма.

Нам необычайно повезло. Священник, который на свои деньги организовал перевоз церкви из России во Францию, совершенно случайно в это же самое время оказался в этом же самом месте, что и мы. Услышав голоса, он открыл дверь, и, познакомившись, долго благодарил всевышнего за эту встречу с русскими. А потом подробно рассказал нам об истории этой церкви, о своих миссионерских планах и мечтах.

Мечты его — необыкновенны. Есть в христианстве такое течение — экуминизм. Суть — в объединении всех христианских церквей, в преодолении различий, в сущности, совсем незначительных для простых смертных.

Эта русская церковь во французских предгорьях пока только оборудуется. Но уже есть православный придел с множеством православных икон, и придел католический. И есть огромное желание горстки людей сделать мир лучше, чище и добрее. Может, в этом веке что-нибудь у них и получится. Дай Бог. Ведь Земля так мала, а жизнь так коротка, чтобы тратить ее на распри.

Рождество мы встречали у родителей Мишеля, у «мами» и «папи». Разумеется, их дети и внуки тоже были здесь. Мы даже приехали заранее, за два часа до оговоренного срока, чтобы помочь управиться с бутербродами и прочей закуской. Для юга Франции было на редкость холодно. Ночью — заморозки, но и днем в эти несколько дней температура от нуля поднималась не намного. Французы не роптали. Будто морозы для них — обычное явление. Они надели на себя все свитера и носки, и шалости погоды восприняли как должное. В доме — плюс пятнадцать, а им хоть бы хны. Наверное, понимают, что это временно, что не может здесь быть долгих морозов. А мы — жмемся спинами с непривычки к каминному огню и по-настоящему замерзаем.

Вопреки устоявшимся представлениям о французах, одежда для них — предмет второстепенный, не стоящий внимания. Они носят не то, что нарядно, модно или вызывающе дорого, а то, что удобно. Тем самым подчеркивается, что первичен человек, а не одежда. На это мы обратили внимание и в Париже. Но особенно это заметно в провинции. Отношение к одежде такое же, как к своему дому, к автомобилю. Уважительное, но главный критерий — удобство! Вот и сейчас, на один из главных католических праздников каждый надел то, в чем ему удобно. Конечно, где-то на Парижских подиумах кто-то что-то и показывает сногсшибательное. Но абсолютное, подавляющее большинство простых французов к этим показам и новым нарядам совершенно равнодушны. Они живут в другом, реальном мире. И потому, в чем были в огороде, в том и за праздничный стол. Потому что удобно.