Александр Колчинский - Москва, г.р. 1952

Родители отца выросли в маленьких украинских местечках, в бедных, многодетных семьях. Получить образование возможности не было: дед окончил только начальную школу, бабушка года два ходила в гимназию. Семьи сохраняли традиционный еврейский уклад, их родным языком был идиш. Правда, поженившись и перебравшись ближе к Москве, дед и бабушка быстро отошли от этого уклада, с детьми говорили только по-русски. Дед даже пытался пойти учиться на инженера, в Бауманский институт. Он отучился два года – подготовительный и первый курсы, но институт пришлось бросить: надо было работать, кормить семью. Однако именно образование дед ценил превыше всего и ничего не жалел, чтобы дать его своим сыновьям. Другое дело, что он мало чем мог им помочь. Всеми своими успехами мой отец был обязан себе самому, своей собственной воле к самообразованию и самовоспитанию.

Книг в папином доме практически не было, но он записался в местную библиотеку. Оперу, серьезную музыку папа слушал по радио, став со временем ее большим знатоком. Столь же основательно отец осваивал и школьные науки. Он закончил школу в шестнадцать лет с золотой медалью и большими амбициями. Папа хотел поступить в ИФЛИ – в то время самый престижный гуманитарный вуз страны. Золотая медаль давала отцу право быть принятым в любой институт без экзаменов, пройдя только собеседование. На собеседовании в ИФЛИ папа ответил на все вопросы, но забыл имя автора одной из известнейших жанровых картин, то ли «Неравного брака», то ли «Крестного хода в деревне». На этом основании его не приняли – отбор был очень строгим. Тогда отец поступил в незадолго до того созданный Полиграфический институт.

Мать тоже закончила школу с золотой медалью. Будучи от природы очень способной, она училась легко по всем предметам, да и дома ей были созданы все условия. И хотя у мамы наблюдались скорее гуманитарные склонности, после школы она подала документы в Авиационный – на этом настояла бабушка. Бабушке очень хотелось видеть свою дочь авиаконструктором – тогда это было самой модной профессией, особенно для женщины. Однако вскоре оказалось, что маме трудно справляться с техническими дисциплинами, а может, ей просто стало скучно, и она бросила институт после первого курса. Это совпало с началом войны, с эвакуацией… Вернувшись из эвакуации, мама, в свою очередь, поступила в Полиграфический.

Видимо, там она и познакомилась с моим отцом, который учился уже на последнем курсе. Возникла общая компания, но внимание друг на друга они обратили гораздо позднее, лет через пять или шесть. За это время у отца были другие романы, а мама даже успела побывать замужем, хотя этот брак продолжался недолго, и, насколько я знаю, не был официально оформлен.

Маминым мужем был актер Зиновий Гердт, в то время уже достаточно известный. Еще до войны он играл в знаменитом спектакле арбузовской студии «Город на заре», работал в театре, а главное – его голос звучал во многих детских радиопередачах. Гердт был старше мамы на несколько лет, тяжело ранен на фронте, болел, хромал, но именно мама – цветущая, веселая, в себе очень уверенная, мучительно его ревновала.

Дело кончилось разрывом, и мама не любила говорить о своем первом браке. Она охотно вспоминала только один эпизод, когда именно Гердт оказался в не свойственной ему роли ревнивца. Как-то, когда мамы не было дома, он обнаружил письма, которые писал ей ее одноклассник, впоследствии погибший на фронте. Прочитав эти письма, Гердт ушел из дома, оставив записку, в которой говорилось, что ему стало ясно, что такое чувство забыть невозможно и что он должен исчезнуть из маминой жизни. Найдя эту записку, мама, рыдая, бросилась разыскивать Гердта по всей Москве: она была уверена, что он собирается покончить с собой. Рассказывая об этом, мать усмехалась своей тогдашней наивности.

С годами, конечно, наивности существенно поубавилось, но в маме всегда ощущалась тоска по сильной, верной, взаимной любви, какую ей, видимо, не пришлось испытать ни с одним из ее избранников. Дело было, наверное, и в самом типе мужчин, который нравился маме, и в ее собственном характере – очень вспыльчивом, максималистском, даже деспотичном. Но главной причиной, конечно, было то, что почти все потенциальные мамины женихи погибли на фронте. Все мальчики ее класса выпуска 1940 года были призваны в армию, и с войны вернулся только один.

Мой отец на фронте не был, и этим отличался от большинства отцов моих товарищей. Меня этот факт всегда удивлял, но я не задавал никаких вопросов, инстинктивно чувствуя, что разговор на подобную тему будет отцу неприятен.