Анатолий Постолов - Речитатив

– У каждого свое… Вот у меня, к примеру, два сына и оба дураки. Один был женат пять раз и все пять неудачно. Другой уже тридцать лет женат на одной женщине и тоже неудачно! А я посередине… да еще должна играть в дипломатию. И я вам вот что скажу: если бы я все принимала близко к сердцу, уже давно была бы на кладбище.

– А председателя их Совета ветеранов вы видели? – с отвращением произнес старик, яростно ерзая задом по кромке стула. – От него за версту водкой пахнет. Алкоголик, понимаете? Ему лечиться надо, а не Советом руководить.

– Правильно Джигарханян в том кино говорил, – неожиданно подал голос лысый сосед Юлиана. – Бабы и пьянство непременно доведут до цугундера.

В этот момент дверь отворилась, и женщина средних лет с обескровленным серым лицом вышла из кабинета, и сразу вслед за ней на пороге появился Варшавский. Он осмотрелся, коротко кивнул Юлиану и повернулся к даме:

– Как самочувствие? Полчаса уже прошло, вы можете ехать домой. У вас есть транспорт?

– За мной скоро заедет сын, – ответила дама.

– А вы, кажется, без записи? – спросил Варшавский у бывшего капитана первого ранга. Я вас смогу принять сразу после этого молодого человека.

– Я тоже без записи, – поправляя очки, робко произнес третий пациент. – Мне дочка сказала, что вы можете помочь. У меня одна проблемка…

– Вам смогу уделить минут десять, не больше, но только вы будете самым последним. Заходите, Юлиан, – добавил он, распахивая дверь.

– У вас в приемной собралась замечательная компания. Просто райкинские типы. Я знал, что подобные экземпляры существуют, но не представлял их в живом воплощенье, – сказал Юлиан, осматриваясь.

Кабинет Варшавского выглядел странновато. Инвентарная опись заняла бы полторы минуты. Там были два старомодных стула кофейного цвета с высокими, почти готическими спинками и тиковый стол, потертый, с ошкуренной столешней – будто его собрались реставрировать, но передумали и поспешили сдать в комиссионку. Рядом ежился под большим помятым полотенцем массажный раскладной столик. Люстры в комнате не было, освещение составлял торшер, увенчанный гофрированным абажуром, да небольшая настольная лампа, посылающая рассеянный, но яркий луч куда-то в сторону входной двери.

– Да, публика меня посещает самая что ни на есть разная, – усмехнулся Варшавский. – Можно романы писать… Редкие типажи! Хотя, признаюсь, я к концу дня так устаю, что весь этот живописный материал уходит, как вода через дуршлаг, остаются только мои высушенные мозги, очень похожие на слипшуюся вермишель.

Он замолчал и, потирая ребром ладони подбородок, задумчиво посмотрел на Юлиана.

– Я не хочу отнимать у вас много времени. Несколько последних дней оказались для вас и для Виолетты довольно суматошными. В какой-то степени я стал невольным катализатором этих драматических событий…

Юлиан поморщился и предостерегающе поднял руку:

– Леонард, не будем размазывать белую кашу по чистому столу. Я не держу на вас зла. Сохраним верность идеалам толерантного общества или, попросту говоря, сделаем вид… что ничего не случилось.

– Сделать вид – значит закрыть глаза, а я ведь человек скрупулезный, как вы успели заметить, и не люблю недоговоренностей, намеков и косых взглядов. Поймите меня правильно: я эти косые взгляды получаю время от времени от моих пациентов. Но сие дело привычное. Не каждое лыко в строку. Вы – другое дело. Вы и Виолетта – мои друзья. Вашу критику или даже насмешки я воспринимаю очень лично, как борьбу на равных. Вроде состязаний античных риторов или как спортивную дуэль на рапирах, до первого укола. Поверьте, я вам не враг, и я попробую вас убедить в том, что мое поведение… оно, понимаете, обусловлено моей ролью в событиях, которые от меня не зависят и управляются не мной.

– Как-то очень мудрено. О каких событиях вы говорите? Если о судьбе или карме, так мы, похоже, все обсудили, я вам выложил историю моего папы, вы мне рассказали про мировую энергию, которая выбрала мой скромный офис для своего триумфального шествия. Что же еще? Или у вас есть другая скрытая роль, с которой вы еще не выходили на сцену, роль Бодхисатвы, например, а мой офис вполне подходящая стартовая площадка для этой цели.

– Нет! – резко возразил Варшавский. – Нет у меня никаких скрытых ролей. Но уже несколько дней я думаю об истории, вами рассказанной, – о театре, о Крафтувне. И я невольно, а может быть, намеренно пытаюсь связать ее с тем моим посещением вашего офиса, когда я буквально был оглушен магнетизмом праны. Вы даже не представляете себе важность этого открытия – что вполне естественно – поскольку открытие предназначалось мне. Не вам – а мне! Понимаете?