Элизабет Страут - Эми и Исабель

— У тебя очень красивая блузочка, мам, — говорила она и внутренне содрогалась, заметив подозрение, мелькнувшее в глазах матери, подозрение настолько мимолетное, что и сама Исабель не обратила на него внимания.

Только месяцы спустя она поймет, что это были сигналы тревоги, мгновенные вспышки, посланные ей из глубин подсознания.

— Мама, я так люблю поэзию! — сообщила Эми через несколько недель после того ужасного вечера, когда Исабель вернулась в пустой дом и в отчаянье решила, что ее дочку похитили, как несчастную Деби Кей Дорн. — Очень-очень люблю!

— Ну, это замечательно, — пробормотала Исабель, огорченно рассматривая сбежавшую петлю на колготках.

— Смотри, какая книга. — Эми стояла в дверях гостиной, бережно сжимая книгу обеими руками. Волосы занавесили ей лицо, когда она наклонила голову над своей драгоценной ношей.

Исабель повесила пальто в шкаф и перегнулась, опять рассматривая ногу сзади под коленом.

— Понятия не имею, откуда она взялась. Но точно полдня вот так и ходила. — Она прошла мимо Эми к лестнице. — А что за книга, солнышко? — спросила она.

Все еще держа книгу обеими руками, Эми протянула книгу матери, и та мимоходом прочла название.

— О, Йитс! — Она так и произнесла: «Йитс». — Конечно же, я о нем слышала. Уверена, он пишет хорошие стишки.

Она прошла уже половину лестницы, когда Эми тихо сказала ей вслед:

— Это Йейтс, мамочка, а не Йитс.

— Что-что? — обернулась к дочери Исабель, а стыд уже комом встал в горле, стеснял грудь.

— Йейтс, — повторила Эми, — ты, наверное, перепутала с Китсом, у них имена пишутся почти одинаково.

Ах, если бы дочь сказала это с язвительным презрением подростка, было бы куда легче. Но девочка говорила ласково, осторожно подбирая слова, боясь задеть, и Исабель невыносимо страдала, стоя на ступеньках в неловкой позе, да еще эта ее петля на колготках…

— Китс — англичанин, — Эми услужливо пыталась загладить ситуацию, — а Йейтс — ирландец. По телевизору рассказывали, что Китс умер совсем молодым.

— Ну да, понятно.

Стыд сжимал ее, словно слишком тесный свитер. Лицо и подмышки взмокли. Это был какой-то новый страх: ее невежество огорчает Эми!

— Как интересно, Эми, — сказала она, поднимаясь по лестнице, — мне бы хотелось побольше узнать об этом.

Всю ночь Исабель не сомкнула глаз. Много лет подряд она рисовала себе эту картину: Эми — студентка колледжа. Да не местного колледжа в Ширли-Фоллс, а настоящего — где-нибудь еще; представляла себе, как однажды осенним днем Эми выйдет из дому, прижимая учебники к темно-синему свитеру, и клетчатая юбка будет колыхаться над ее коленями. И ничего, что сейчас вокруг носятся неопрятного вида девахи в замызганных джинсах и футболках, под которыми болтаются ничем не стесненные груди. Исабель не сомневалась, что не перевелись еще милые девушки, просто созданные для студенческих кампусов: серьезные, умные, читающие Платона, и Шекспира, и Йейтса. Или Китса. Она села, взбила подушку и снова улеглась.

И ни разу, воображая Эми студенткой, Исабель и представить себе не могла того, что она осознавала теперь: ее дочь будет стыдиться своей матери. Что, гуляя по зеленым лужайкам и смеясь со своими новыми подругами-интеллектуалками, Эми не сможет сказать им: «Моя мама работает на фабрике». И не сможет пригласить подружек в гости на выходные или каникулы, и никогда не захочет поделиться с Исабель ничем из того, чему ее научат в колледже, потому что в ее глазах Исабель — провинциальная клуша, вкалывающая на фабрике в маленьком городке. Серость, к которой надо относиться деликатно-снисходительно, именно так обращалась с ней дочь прошлым вечером. Помучившись еще какое-то время, Исабель наконец смогла уснуть.

А на следующий день в обеденный перерыв, когда все работницы конторы пошли в столовую, Исабель шепнула Арлин Такер, что ее посылают в банк, а сама побежала на стоянку, наскоро застегивая пуговицы пальто на мартовском ветру, и поехала за мост в один из книжных магазинов Ширли-Фоллс. Исабель сделала это для себя. Сегодня утром мать наблюдала за тем, как Эми собирает учебники, и тут ее осенило, что она могла бы заняться самообразованием. В конце концов, читать-то она умеет! Можно читать систематически, как будто проходишь какой-нибудь курс. Почему бы и нет? Она вспомнила свою двоюродную тетю — розовощекую женщину, которая великолепно готовила. Как-то раз тетя призналась Исабель: «В том, чтобы быть хорошим поваром, нет никакого волшебства. Просто купи поваренную книгу. Умеешь читать — сумеешь и приготовить».