— Подойди посмотри, какое небо, — кивнул он в сторону окна, — вот-вот пойдет снег.
Он обернулся к ней, потом снова к окну.
— Иди сюда, посмотри, — позвал он снова.
Она послушно подошла. Небо набрякло и насупилось, мрачные облака мчались, то и дело заслоняя зимнее солнце, такое золотое, словно оно с утра копило, а теперь выплеснуло сияние, озарив края темных туч почти электрическим свечением.
— Как я люблю вот такое! — воскликнула Эми. — Глядите! — Эми показала на солнечные лучи, сочащиеся и растекающиеся по заснеженному тротуару. — Очень люблю, только в жизни, а не на картинках.
Он наблюдал за ней, закусив губу под усами.
— В седьмом классе я убиралась у одной бабушки из нашей церкви, — пояснила Эмили, — так вот, у нее в гостиной висели эти жуткие старомодные картинки. Там еще была девочка с восковым, как у мумии, лицом. Вы, наверное, видели такие объемные изображения?
Он продолжал внимательно ее разглядывать.
— Наверное, а дальше?
— Просто мурашки по спине — пылесосишь кресло, а девочка эта наблюдает за тобой со стены.
Мистер Робертсон облокотился спиной о подоконник и замер, скрестив ноги и осторожно поглаживая усы.
— Никогда бы не поверил, что ты так разговорчива, — задумчиво произнес он.
— Я тоже, — простодушно призналась Эми.
Она снова заглянула ему через плечо — в окно. Облака насупились, но солнце и не думало сдаваться — свет и тьма все еще боролись в распахнутом просторе зимнего поднебесья.
— И повсюду, — целый выводок слов кувыркался у Эми в голове, — повсюду у той старушки были понавешаны репродукции — тоже старые. И там вот такое же черное небо, и солнечные лучи, разящие его насквозь. Там была какая-то битва: кони, сбруя и, знаете, такие маленькие человечки, бегущие внизу. Такие вот репродукции.
Она произносила «репродукции» как «рекрадукции», и он с трудом сдерживал улыбку. И это ее «понавешаны» тоже смешило.
— Да. И что?
— В общем, не люблю я такие картинки.
— Понятно.
— Небо на них фальшивое, как в театре. А вот в жизни, — Эми протянула руку к небу за окном, — совсем другое дело. И мне нравится, когда оно такое.
Мистер Робертсон снова кивнул и сказал учительским тоном:
— Chiaroscuro.
Она бросила на него мимолетный взгляд и тут же отвела глаза, растерявшись оттого, что он вдруг заговорил с ней на иностранном языке. В голове помутилось, перепуталось, она чувствовала себя глупой и невежественной.
— Кьяроскуро, — повторил мистер Робертсон. — Это по-итальянски. Заслоненный свет. Светотень, — он оглянулся на небо, — точно как сейчас.
Если прежде Эми походила на птичку, которую выпустили из коробки, то теперь эта птичка начала страдать. Однако глаза у мистера Робертсона были такие добрые.
— Так ты больше не убираешь у той старушки?
— Нет. Она заболела, и ее отвезли в дом престарелых.
— Понятно. — Мистер Робертсон снова присел на широкий подоконник, опершись на руку и слегка подавшись вперед. — Так отчего тебе было неприятно убираться у нее?
Спросил, и Эми по голосу поняла, что он действительно хочет узнать. Она подумала и ответила:
— Дом был таким одиноким.
Он прищурился задумчиво и попросил:
— Расскажи.
— Там все было вычищено до стерильности — точь-в-точь музей. Не понимаю, зачем ей нужно было, чтобы я приходила раз в неделю, — нигде не было ни соринки.
— Значит, ты хорошо справлялась со своим делом, — улыбнулся он, но она перебила его:
— Вот камин, например. Она никогда его не топила. Там лежали березовые поленья, и она каждую неделю заставляла меня мыть эти поленья растворителем и теплой водой. Мыть дрова! — Эми тряхнула кудрями. — Странно, правда?
— Да, наводит тоску. — Мистер Робертсон кивнул.
— Так оно и было. Тоска зеленая, — закивала Эми, соглашаясь.
Как хорошо он ее понимал!
— А как ты нашла эту работу? — полюбопытствовал он, наклонив голову набок.
— В церкви, по объявлению.
Эми стояла, сцепив руки за спиной, и слегка раскачивалась туда-сюда, пока говорила. Этот разговор был для нее словно глоток родниковой воды.
— Там говорилось, что ей нужна помощь по дому, и мама решила, что хорошо, если бы мне этим заняться. Мама считает, что нам необходима хорошая репутация в церкви.
— Дай-ка угадаю… — Слегка откинув голову, он пристально разглядывал Эми, обдумывая этот последний штрих к ее портрету (мистер Робертсон вообще был человеком мыслящим, увлеченным «наблюдателем жизни», как он сам любил выражаться, и вот теперь он наблюдал за тонкими руками Эми Гудроу, сцепленными за спиной). — Мне почему-то кажется, что у вас не католическая церковь, а, скорее всего, конгрегационная.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу