Томас Мартинес - Он поет танго

Весной 1981 года по приказу какого-то полковника заведение прикрыли. Хозяин похоронной конторы был осужден, однако его освободили вследствие неких судебных ошибок. А вот Мартель провел шесть месяцев в тюрьме Вилья-Девото. Это несчастье сделало его еще более маленьким и тощим. Скулы приобрели резкие очертания, глаза вытаращились и потемнели, однако голос его остался прежним, нечувствительным к болезням и поражению.

Виргили, который в Венесуэле работал продавцом энциклопедий, вернулся на родину, вошел в долю с двумя друзьями и открыл книжную лавку на улице Коррьентес, по соседству с еще двумя или тремя десятками таких же магазинчиков, поэтому в покупателях недостатка не было. Дело сразу же пошло успешно. Люди в его лавке оставались поболтать до зари, толпясь вокруг столов с уцененными товарами, так что вскоре Виргили пришлось открыть и кафе, где публику развлекали гитаристы и поэты-импровизаторы.

Месяцы шли без всякого порядка, не зная, куда они движутся, как будто прошлое складывало с себя ответственность за будущее. Однажды ночью в 1985 году кто-то из посетителей упомянул о потрясающем теноре, который поет в лавке «Боэдо» за одни только чаевые. Сложно было понять слова его танго, на этом языке давно уже никто не говорил, и смысла он теперь не имел. Тенор аккуратно выпевал каждый звук, однако эти слова было уже не ухватить: Te renqmas a la minora / del esgunfio en el ficardo. И все остальное — или почти все — в том же духе. Иногда среди шести или семи танго, которые он пел за одну ночь, попадались одно или два, которые старейшие слушатели все-таки опознавали, не без серьезных усилий, например: «Я в тесте перепачкался» или «Я твое покинул стойло» — а ведь от этих танго не сохранилось ни записей, ни партитуры.

В первые появления тенора, когда его сопровождал флейтист, его песни были исполнены задора, плотского счастья, вечной молодости. Потом флейту сменил тяжеловесный и тревожный бандонеон, и репертуар певца значительно помрачнел. Устав от песен, которые невозможно было понять, самые убежденные завсегдатаи «Боэдо» перестали посещать это место. С другой стороны, туда начали стекаться слушатели с воображением побогаче, зачарованные голосом, который не рассказывал историй и не рисовал картин, а перетекал от одного чувства к другому — так прозрачно льется музыка в сонатах. Этот голос так же не нуждался в значимых словах, как сама музыка. Он просто выражал сам себя.

У Виргили появилось предчувствие, что этот певец — тот самый, что двадцать два года назад пел в «Сандерленде» танго «Рука в руке». В следующую субботу он отправился в лавку «Боэдо». Когда Виргили увидел, как Мартель по-паучьи пробирается к подмосткам, когда он услышал его пение, он понял, что этот голос избегает всякого рассказывания просто потому, что он сам — рассказ о Буэнос-Айресе, каким он был и каким когда-нибудь станет. Этот голос, подвешенный на тонкой нитке высоких «до» и «фа», как будто бы говорил об избиении унитаристов, о страсти Мануэлиты Росас к своему отцу, о Революции в парке, о тесноте и безнадежности в семьях иммигрантов, об убийствах в Трагическую неделю 1919 года, об обстреле Пласа-де-Майо перед падением Перона, о Педро Энрикесе Уренье, бегущем по улицам квартала Конституции в поисках собственной смерти, о цензурных поправках диктатора Онгании к «Magnificat» Баха, о ворожбе Ноэ, Дейдры и Де ла Веги в Институте Ди Телла, обо всех поражениях этого города, который владел всем и в то же время не владел ничем. Мартель как будто бы добывал дождь из тучи, набухавшей в течение тысячи лет.

Приходите петь в книжную лавку «Задумчивый пройдоха», предложил юноше Виргили, когда Мартель кончил петь. Я смогу обеспечить стабильный заработок вам и вашему бандонеонисту.

Стабильный заработок, подумать только! Я уж думал, таких вещей больше не существует.

Голос, которым певец разговаривал, не имел ничего общего с голосом его песен: этот был какой-то вкрадчивый и неизящный. Казалось, эти звуки издает другой человек, не тот, который совсем недавно пел. На левом мизинце Мартель носил смешное кольцо с камушками и печатками. Вены у него на руках были набухшие, со следами уколов.

Они существуют, заверил Виргили. На улице Коррьентес вас сможет услышать больше народу. Столько, сколько вы заслуживаете.

Виргили не отваживался обратиться к певцу на «ты». А Мартель отвечал ему, глядя куда-то в сторону.

Те, что приходят сюда, не так уж плохи, че. Расскажи, что ты предлагаешь, и дай мне время подумать.