Владимир Рафеенко - Московский дивертисмент [журнальный вариант]

Фриц встал с постели, с наслаждением потянулся, да так, что хрустнули суставы. Быстро оделся и прошел в кухню. Почти не слушая того, что дальше, не умолкая, говорил Щелкунчик, он сделал ему и себе апельсиновый сок-фрэш и стал думать, глядя вниз на закатную Москву, медленно, но верно кружащуюся по своим дорогам. Было красиво и спокойно смотреть отсюда на новую Трою. Изумительной насыщенности смог накрыл огромный город своей королевской короной, и в этом сам собой усматривался какой-то тешащий душу смысл.

Я говорю-говорю, я строю-строю планы, а ты меня, оказывается, не слушаешь! Разве так можно?! О, прости! Что великого изрек мой славный пупсик, император и король?! Да отстань, Фриц, серьезно, отстань, мне не до игр сейчас! Ну, скажи, скажи мне, что такого важного ты сейчас говорил?!

Я говорил, что моей армии никто не сможет противопоставить ничего существенного! Мне все известно и об Агамемноне, и о Менелае, об их скудоумных помощниках, которых принесло сюда ветром судьбы под самую битву! Я все о них знаю, но что они такое? Просто мясо для войны! Просто жертвенная кровь, которой мы смажем колеса московской колесницы! И единственное, что меня страшит по-настоящему, — так это Ахиллес!

Но, пупсик, какой Ахиллес! Он же так и не пришел в этот мир! В этом городе его нет! Серые регулярно проверяют родильные отделения Москвы! Да я это знаю, Фриц, но все же, все же… Меня, понимаешь, что-то сильно беспокоит! Что-то мы с тобой не учли!

Да что ж мы могли с тобой не учесть?! Ну разве что Елену Прекрасную, но, во-первых, пупсик, это дело времени! Буквально, я думаю, на следующей недельке мы ее к нам препроводим! А во-вторых, она совершенно земная обыкновенная баба, я бы даже сказал, что без особого шарма, а уж о чем-нибудь неземном и говорить не приходится! Просто некрасивая баба, обремененная проблемами, о высокой судьбе не помышляющая! Мы ей яичники почикаем и отпустим! Чтоб наверняка! И пусть идет себе!

Я тебе почикаю, Фриц! Я тебе почикаю! Я тебе полчаса назад говорил об Асклепии?! Ну, говорил, но это же несерьезно… Несерьезно — это когда минетчик рассуждает о Елене Прекрасной! Заруби себе на носу: ни одна женщина, которая придет ко мне в клинику, не пострадает! Это тебе ясно? Ясно. Вот так! А то я посмотрю, у тебя прямо ненависть какая-то к женскому полу! Так нельзя, Фриц! Я сам их не люблю, но так нельзя! Ну, как скажешь, милый, как скажешь!

Ладно. Я поехал. И все-таки меня беспокоит Ахилл!

Ни о чем не беспокойся! Все неземные женщины остались в Илионе, милый! Здесь только бабы! Ба-бы! Бабы и хищницы. И все! А если тебя беспокоит этот дворник, так скажи просто своим серым слугам — и уже этой ночью…

Зачем такие крайности без особой нужды? Да откуда у тебя такая кровожадность, Фриц? Недоиграл в детские жестокие игры? Нет! Я придумаю что-нибудь поумнее! Что-нибудь не столь навязчивое! Что-нибудь более практичное! Возможно, нам следует приступить к Слиянию чуть раньше, чем мы намечали, как ты считаешь?! Вот это будет, кстати, идеальное решение проблемы! Правда, после него до самой битвы я уже не смогу бывать на людях, придется отложить кое-какие операции и визиты, но об этом стоит подумать…

Слияние, наморщив лоб, сказал Фриц, а разве уже время? А разве нет, в тон ему сказал Трахер и холодно улыбнулся.

Итак, Джанет и Патрокл шли вдвоем под холодным, но солнечным октябрьским ветром. Они подходили к дому ее мужа, который Патрокла, честно говоря, недолюбливал. И им нужен был какой-то повод, чтобы в очередной раз войти в этот дом.

Что-что-что, что нам придумать, машинально говорила она, печально рассматривая лежащую под ногами листву. Ничего не нужно придумывать, сказал Патрокл, поехали ко мне! Просто поедем ко мне, будем валяться на постели и считать листья, которые еще не облетели, на старом дубе. Она зарделась. Как, в самом деле, было бы славно лежать на широкой, просто-таки необъятной постели Патрокла и смотреть сквозь узкие стрельчатые окна на старый дуб. В прошлое воскресенье на нем оставалась всего дюжина листьев. В понедельник они насчитали восемь штук.

Семь-восемь, считала она — и тут вдруг закричала от ужаса. Повернув голову вправо, она увидела, что в комнате стоял кто-то черный, равнодушно их рассматривая. Ты чего орешь-то?! А, ма, привет! Не ори, это ма пришла. А это Джанет, ма, и если ты дашь нам хотя бы немного времени, чтобы мы оделись, ты будешь иметь счастье с ней пообщаться за чашкой свежего чая!

Как, ты сказал, ее зовут? Джанет. Значит, Джанет. Ну что ж, я так и думала, мой мальчик, что с тобой произойдет в этой стране нечто ужасное! И вот, посмотри, оно таки с тобой произошло! Вот и говори после этого, что Филомела просто старая и больная дура, к тому же еще и помешанная на мистике! Дура или не дура, а вот это несчастье я тебе предсказала еще пару месяцев назад!