Владимир Рафеенко - Московский дивертисмент [журнальный вариант]

Значит, идем дальше. Розовый заяц. Внутри же зайца томится маленький китаец. Что поет, неизвестно? Неизвестно, но я думаю, что, может, ничего хорошего он не поет. В зайце ему и темно, и скучно. Скорее всего, занят чем-нибудь полезным, внутри него находится девочка Маша, а вот уже внутри Маши надо будет найти утку, в которой болтается мячик. Какой мячик? Матвей удивился мячику. Я думаю, что Маша не должна быть большой, исходя из того, что и китайцы редко бывают огромными, значит, и мячик должен быть маленький, приблизительно теннисный. А вот уже в этом мячике тульский пряник в виде автомата Калашникова. Кто этот пряник съест, тот, значит, в ближайшие тысячи лет будет контролировать Москву и все постсоветское пространство от Амура до Брюсселя!

Мудрено что-то, задумавшись, сказал Матвей. Сразу глянешь, вроде внешне просто все. Используется принцип матрешки, но если глубже задуматься, все предстает каким-то странноватым!

Я согласен, что могло бы быть как-то попроще, кивнул Аполлон, но что поделать! Нет, дело даже не в том, что странноватым, а то, что лажа просто какая-то получается, задумчиво проговорил Матвей. Сам посуди, Аполлон, то, что ты мне рассказал сейчас, напоминает русскую сказку в изложении идиота. Это почему же? Ну, потому хотя бы, что еще как распотрошить китайца, чтобы из него русскую девочку достать, я понимаю. Вроде как не западло, святое, можно сказать, дело. Но как из девочки вынуть утку, я ума не приложу! А вот я тебе сейчас расскажу, успокоил Матвея Аполлон.

И он рассказал.

Да, Аполлон окончательно раскрыл глаза Матвею на все происходящее, а главное — на его роль в предстоящих событиях! И вот теперь ночь летела к своему финалу и к концу стремилась прожитая жизнь Матвея! Потому что он знал теперь, что должен делать, а чего не должен. И он был этому рад.

После легкого завтрака Матвей аккуратно, очень неброско, но практично оделся и поехал во Второй Обыденский переулок, что на Остоженке. Там, если верить Аполлону, в старинной церкви Ильи Пророка служил протоиерей отец Василий. Вот он как раз и нужен был Матвею. Он приехал в храм за полчаса до начала службы и успел поставить свечи перед иконами, а также коленопреклоненно помолился перед чудотворным образом Божией Матери “Нечаянная радость”.

Матерь Божия, заступница наша, просил Агамемнон со слезами на глазах, защити нас от крыс, от серого ужаса, пришедшего в наш славный и сильный град! Помози, Мати Божия! Заступи и помилуй! Защити! Оборони от враг видимых и невидимых!

После литургии служили молебен святителю Николаю, на который осталось совсем немного людей. Приложившись к кресту, Матвей подошел к высокому статному седому батюшке с несколько печальным выражением лица.

Простите, батюшка, сказал он, вежливо улыбаясь, вы отец Василий? Да, так меня зовут, подтвердил протоиерей, а у вас ко мне какое-то дело? Да, что-то вроде того, запнувшись, стал объяснять Матвей. Дело в том, что… Окончательно смешавшись, он посмотрел на иконостас, светившийся мягким нездешним светом, и закончил не так, как начал. Нам, батюшка, сказал Кривозуб решительно, потолковать бы где-нибудь в другом месте! Это очень важно, просто крайне!

Да я уже понял, что крайне, кивнул отец Василий. Ну, хорошо. Я на машине. Поехали ко мне. Я вас чаем напою. Вы ж меня вовсе не знаете, удивился Матвей, как же вы так легко меня к себе в гости зовете?! Или ничего не боитесь? Вообще-то я вижу человека, какой он есть, все так же печально улыбнулся отец Василий. Ну и потом, я свое уже отбоялся. Мне уже нечего бояться, кроме суда Божьего. “И не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити; убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне”. Таким вот образом, молодой человек. Впрочем, я замечаю, что мы с вами ровесники. Да, что-то вроде того, уклончиво сказал Матвей, отвернулся и стал смотреть в окно. Он хотел бы развить эту тему, но посчитал, что будет пока рановато и неуместно. Вышло, может быть, и не очень вежливо, да отец Василий, кажется, не обратил на это внимания. Он был всецело погружен в какие-то свои мысли. Ехать пришлось недолго. Они остановились возле дома где-то в районе Коробейникова переулка и через пятнадцать минут пили чай у отца Василия на кухне. Против ожиданий, никого в квартире больше не было, и, как бы отвечая на незаданный вопрос, отец Василий пояснил, что семья отдыхает у родственников в Нижнем.

Ну, так чем обязан, перешел к делу протоиерей, когда, неспешно толкуя о погоде и политике, по первой чашке крепчайшего душистого чая они уже выпили. Дело в том, батюшка, начал Матвей не очень уверенно, что нам надо с вами поговорить о Трое. О чем? Священник задал вопрос очень резко, при этом как-то неловко развернулся на стуле, и чашка вместе с сахарницей полетели на пол. Чай разлился, а сахар рассыпался. Отец Василий с побагровевшим лицом в полном молчании и в угрюмом смущении убирал осколки чашки и сметал сахар в совок. Матвей тихо наблюдал за ним. Справившись с этим нехитрым делом и, видимо, немного успокоившись, священник налил себе чаю в новую чашку.