Владимир Рафеенко - Московский дивертисмент [журнальный вариант]

Кто там, спросила я. Даже не знаю, для чего я это сделала. Мне вовсе не было интересно, кто там! Мне хотелось, чтобы меня оставили в покое, независимо от того, кто там! Я сегодня не могла больше никого видеть!

А во-о-от кто там! Дверь с треском отворилась, и в комнату ворвался целый рой невиданных миниатюрных гостей! Все они были величиной с табакерку, не больше, но, боже, как они меня пугали! Многих из них я никогда ни до этого, ни после этого не видала! Но были среди них и те, что сопровождают меня по жизни доныне! Это ужасно, но многие из них являются в настоящее время, так сказать, друзьями нашей с мужем семьи! На повозке, запряженной тремя сотнями отборных крыс, ехал он, ненавистный Щелкунчик, Трахер, мой нынешний муж, лучший хирург Московской области, когда дело касается рака яичника или матки у женщин! Его громадные серебряные зубы сверкали! Его блестящий фиолетовый гусарский доломан весь сиял от бесчисленных пуговичек и позументов! Его глаза излучали тьму, как волшебный фонарь излучает свет! Это невозможно описать! Для этого нет подходящих слов в русском языке! Я встала на кровати и закрыла лицо руками, в последней надежде, что все происходящее со мной сейчас развеется как сон! Но не тут-то было!

Ага! Это закричал он, мой муж, среброзубый Щелкунчик, ага! Что такое это ага? Это в полном ужасе так вслух подумала я! Что такое ага?! Ага! Снова закричал Щелкунчик, размахивая ножом ампутационным большим НЛ 315х180 производства Медицинского инструментального завода имени Ленина, что в городе Ворсма. Да что такое ага, в конце-то концов?! Это я, наконец, опустила руки вниз и присмотрелась к происходящему вокруг меня действу! Мне надоело бояться и захотелось выяснить суть происходящего.

Ты теперь моя невеста! Это нашелся, что сказать, Трахер. Ага! И мы с тобой будем жить вместе там, за Перевалом историй в городе под названием Третий Рим! Ага!!!

Прекрати говорить ага!!! Это я потребовала от него по праву хозяйки комнаты. Прекрати агакать, дрянь такая! А не то не посмотрю, что ты Щелкунчик, да выбью тебе все твои серебряные зубы вот этим подсвечником!

Как ты смеешь! Это закричали крысы, которыми управлял Трахер! Как ты смеешь так разговаривать с крысиным королем, твоим будущим господином, не последним человеком Третьего Рима! Сама замолчи, мерзавка, орали они, ощерившись своими длинными острыми зубами! И тут на меня нашла такая ужасная решимость, что взяла я в руки бронзовый подсвечник, закрыла глаза и прыгнула вниз, прямо в это крысиное полчище! А как только ощутила под ногами пол, так стала размахивать во все стороны этим подсвечником, просто как бейсбольной битой! Шмяк, шмяк, шмяк! Это так отлетали в стороны крысиные тушки! Ляп-ляп-ляп! Это так разбивались они с брызгами на стенах моей девичьей комнатенки!

Так рубилась я с крысами минут сорок, а то и сорок пять! Визжали они, спасу нет! Бросаются на меня! А я их шмик-шмяк, ляп-ляп, шмик-шмяк! В дверь мою с той стороны все пытался кто-то пробраться, возможно, даже мне на помощь. Но Трахер предварительно закрыл ее на бронзовый ключ и теперь держал его в своих серебряных зубах. А двери у нас дубовые, крепкие. Сквозь такие просто так не пробьешься!

Однако как ни храбр был Щелкунчик вместе со своим воинством, а я была храбрее, потому хотя бы, что была больше их всех и потому сильней! Они сообразили это, когда было уже поздно, когда все стены моей комнаты окрасились алой крысиной кровью! Да и сама я, признаться, выглядела, как Чапаев после сабельной атаки. Лохмотья крысиной шерсти прилипли ко мне, я стала мокрой от их крови! Когда я мельком глянула на себя в зеркало, то увидела кровавую девочку с подсвечником в руках, у которой белыми остались только зубы и белки глаз! В какой-то момент боя Трахер сообразил, что дело пахнет керосином и, бросив на меня остатки своих серых полков, выплюнул ключ от моей комнаты и бросился в крысиную нору, что всегда была за шкафом! Я схватила ключ от своей комнаты, сжала его в руке и гордо выкликнула в пространство имя! И это имя было…

Марихен. Это тихо проговорил Патрокл. Тебя тогда звали Марихен…

Не помню, возможно, и Марихен, но я помню, что кричала “Патрокл”! Патрокл, кричала я из последних сил, забери меня отсюда, из этой ужасной немецкой провинции в далекий рай, где все персонажи равны перед Богом, где на всякую крысу найдется подсвечник и где до часа ночи ходят вагоны метро!

В Москве у погоды особый нрав, и если кто жил в этом городе подолгу, знает, как иногда внезапно меняется она здесь от весны к лету, от тепла к холоду. Без промежутков и предупреждений.