Мухаммед Хайкал - Зейнаб

Долгие месяцы они корпели над книгами, запертые в четырех стенах. Они почти не появлялись на улице. Им приходилось туго, и они считали дни, оставшиеся до конца учебного года. Они мечтали о том времени, когда из огромной, пышной, великолепной столицы вернутся к себе в родную деревню. И вот наступил тот последний вечер, когда все экзамены уже позади, багаж увязан и лица сияют — завтра студенты отбывают в тот благодатный уголок земли, где люди вкушают покой и счастье.

В этот последний вечер перед отъездом в деревню радость наполняла их сердца, они не заметили, как промелькнула ночь. Один из братьев, еще совсем юный, мечтал поскорее увидеть своего меньшого брата, с которым он провел все детство и уже год как не виделся с ним. После такого долгого отсутствия ему хотелось сесть рядом с матерью и не отрываясь глядеть в ее лицо, светящееся нежностью и лаской, вбирая взглядом знакомые с детства милые сердцу черты. Старшие братья уже привыкли к жизни на чужбине, долгие годы разлуки воздвигли между ними и родителями стену, и потому юноши не отдавали себе сейчас отчет, отчего они так радуются. Впрочем, покидая город, они ощущали и некоторую печаль: у них ведь не стоял перед глазами образ матери, их не тревожили воспоминания о семье. Только младший брат, всем существом своим еще ощущавший постоянную связь с родным домом, радовался предстоящему отъезду от всей души.

Братья разошлись по своим комнатам, чтобы поспать несколько часов. Хамид, прежде чем лечь, окинул прощальным взором свою каморку с ее незатейливой утварью: постелью, письменным столом, книжным шкафом. Скоро Хамид будет сидеть возле другого, почти пустого, книжного шкафа, перед ним будет голый деревянный стол, без единого листка бумаги, а после посиделок он уляжется на деревенскую кровать. Там люди читают местные газеты, которые отличаются от столичных, как небо от земли. В них повторяется то, о чем уже говорилось день, месяц или год тому назад. Там людей приводит в восторг искусство писаки, который умеет лишь бойко менять порядок затверженных слов. У него одна цель — вбить в головы читателей содержимое собственной головы, расхожие слова, которыми он сдабривает описание самых ничтожных событий, раздувая их, чтобы представить необыкновенно значительными. В конце концов он публикует только то, что считает нужным.

Вот о чем думал Хамид, сидя в своей комнате в ту тихую ночную пору. Ему было грустно от предстоящей разлуки с Каиром. Однако давайте облегчим ему боль расставания с городом напоминанием о бескрайних полях, окружающих его деревню, по которым свободно скользит взор и уводит мысли в те заоблачные дали, которые здесь и представить‑то себе невозможно. А бессонные летние ночи в полях, при полной луне на черном бархатном небе, с мерцанием звезд, свет которых теряется в бездонной небесной глубине. И эта тишина, нарушаемая только кваканьем лягушек, стрекотанием цикад или скрипом водяного колеса — табута. Лишь мелодия свирели бодрствующего феллаха пронзает тишину. Все это припомнилось Хамиду, и он примирился с потерей своей комнаты и книжного шкафа.

Прислушиваясь к себе, он уловил еще и некий тайный голос, который говорил ему: «Да, городская жизнь прекрасна, и в этом твое счастье. Но разве не будешь ты более счастлив, когда увидишь отца и мать, будешь сидеть и толковать с ними о самых разных вещах? Неужели ты настолько очерствел, что забыл о них и хранишь в памяти лишь красоту деревенской ночи и свирель феллаха? Неужели эгоизм довел тебя до того, что ты жаждешь услышать голоса ночи прежде ласкового голоса матери?» Хамид почувствовал раскаяние. «Прости меня, господь, и помилуй! — подумал он. — Да ведь свидание с матерью стоит всех моих книг! Разве не найду я в нем сердечной отрады? Что значит природа и все ее прелести, что вообще собой представляет весь этот мир, если нет в нем любящего и сострадающего сердца! Если же есть такое, то почему не оно постоянный властитель моих дум?

Господи, ты знаешь, что я согрешил невольно! Ты знаешь меру моей любви к отцу и матери! Прости мне мое заблуждение! Могут ли звуки свирели заставить нас забыть тех, кого мы любим? Неужели время настолько притупляет наши чувства? Да, долгие годы, что я провел вдали от родных, сделали меня себялюбивым и эгоистичным. Жизнь на чужбине, вдали от родной семьи, заставила забыть отчий дом».

Впрочем, чего требовать от человека, который большую часть своей жизни провел в городе, а в деревню приезжал только летом и не находил там ничего, кроме застоя и неподвижности. В деревне ничто не объединяет людей. Каждый трудится на своем клочке земли, думает и отдыхает в одиночку. Семья собирается вместе только затем, чтобы поесть, и едят все в полном молчании. В среде своих школьных товарищей Хамид ощущал дружескую непринужденность, какой никогда не чувствовал среди родных. Поэтому неудивительно, что он больше любил и вспоминал природу родного края, нежели свою семью. Ведь общаясь с родными в те дни, когда душа его жаждала пищи духовной, он не получал от них ничего, кроме материальной поддержки.