Иосиф Герасимов - Вне закона

— Это ты сообщила, что я занялся делом Луганцева?

— Я.

— Но теперь-то зачем? Неужели ты боялась тех фотографий?

— Не знаю… Может, привыкла подчиняться.

Он окончательно собрался, подтянулся и спросил жестко, как на допросе:

— Где пленка?

— Я закончила ее только сегодня и передала, когда ты ушел. Ко мне пришли через час после твоего ухода.

Теперь он знал все. Он взял папку с делом Луганцева, открыл ящик, сунул туда бумаги и охрипшим, жестким голосом произнес:

— Позвони своему Судакевичу, пусть он вышлет машину. Два часа на сборы, и чтоб твоего духа тут не было. Или я в самом деле тебя пристрелю. Будешь жить у сестры. И не попадайся мне на дороге.

— Хорошо, — сказала она. Покорно поднялась и пошла к дверям.

Внезапно остановилась, он подумал — сейчас она начнет просить, умолять, но удивился, какое отвращение исказило ее лицо.

— Я должна была уйти раньше, — сказала она. — Не получилось… Но хоть сейчас… Будь проклята наша жизнь!.. Ведь жить с тобой — все равно что грызть вонючие кости на помойке. Ты должен это знать. Если бы не было тебя рядом, не было бы и Судакевича и других подлецов. Плюю я на вас. Плюю! — И она громко хлопнула дверью.

Только сейчас он почувствовал, что весь мокрый, и лоб, и спина, и грудь, даже руки были липкими, а в голове стоял шум; стол начал качаться перед глазами. Он бережно снял очки, медленно пошел к дивану, неторопливо лег и сразу уснул, как провалился в тяжелую яму.

Разбудил его телефонный звонок. Он нашарил в темноте трубку и услышал голос Судакевича:

— Ты что же, старый дурак, с женой сделал?.. Ты что, не знаешь — все наши жены на учете. Эка невидаль!

Илью Викторовича взорвало:

— А пошел ты…

— Ну, дурак и есть дурак, — прогудел тот. — Да я же тебя из этой квартиры одним ударом под зад вышибу.

Илья Викторович не любил мата, а тут выругался от души, бросил трубку, зажег свет, оглядел комнату. Голова слегка кружилась. Но он все же двинулся в комнату жены, там все было разбросано, ящики комода выдвинуты, дверцы шкафа раскрыты.

Он прошел в прихожую и зажег свет. Связка ключей валялась на коврике. Вернулся к себе в кабинет, сел в кресло и неожиданно для самого себя заплакал. Он размазывал слезы по щекам и содрогался плечами. Постепенно ему становилось легче.

Илья Викторович вышел на кухню, долго и жадно пил воду. Снова зазвонил телефон, но он не стал снимать трубки.

Внезапно злость охватила его. «Ах вы, гады, — подумал он. — Гады… Гады… Черта с два вы меня остановите… Черта с два!»

Подошел к столу, вынул серую папку, вместе с ней записную книжку и нашел нужный номер телефона. «Только бы она сама сняла трубку, — взмолился он. — Там ведь коммунальная квартира».

Он набрал номер, ответил женский голос.

— Мне нужна Людмила Петровна, — сказал он.

— Слушаю.

— Я сейчас к вам приеду. Не удивляйтесь. Но именно сейчас. Другого времени у меня не будет.

Сергей провозился с бумагами отца почти весь вечер, а утром встал пораньше, чтобы собрать их в одну папку. Действительно могла получиться солидная книга, здесь были и неопубликованные статьи, и подробные, интересные записи экспериментов, и описания приборов, даже серьезное исследование — взгляд в будущее, вернее рассказ о том, какими могут стать высокочувствительные приборы. Сергей прочел эти записи, не отрываясь, они и в самом деле напоминали повесть фантаста.

Но ему самому не справиться с этой книгой, будет справедливым, если редактором-составителем пригласят Клавдию Васильевну. Он не так давно видел эту женщину с железными зубами и вечно зажатой в них, как в тисках, папироской, она хоть и вышла на пенсию, но еще вполне работоспособна. Он скажет о ней Луганцеву.

Скорее всего Иван Кириллович сам примет его, ведь так и сказал, что хочет просмотреть то, что осталось от отца. А тревоги Люси… Мало ли что ей взбредет в голову; она в свое время обрушила на Луганцева статью, но ведь, по ее же признанию, это ничего не изменило и не могло изменить, только поставило под еще больший удар отца.

Люся живет своей жизнью, он своей; сейчас, может быть, у него выпал единственный шанс как-то изменить существование, уйти от рутины в лаборатории, где каждый день повторяется одно и то же и нет никаких надежд на перемены. Хоть беги в какой-нибудь кооператив, но и там нелегко найти место, к тому же нет уверенности, что если он его и найдет, то место станет постоянным и можно чувствовать себя прочно.