Тьерри Коэн - Я сделаю это для тебя

Наверное, вот так и сходят с ума.

Каждое утро я просыпаюсь в бесчувственном состоянии и не могу отличить реальное от воображаемого. Умываюсь, пью кофе, возвращаюсь к жизни и использую моменты просветления, чтобы составить очередной план, который позволит мне добраться до шейха. Потом я отвлекаюсь, прячусь за тяжелой шторой и снова принимаюсь следить.

Сегодня утром, когда я вышел из гостиницы, чтобы взять такси, солнце ослепило меня. Мои глаза были красными от пьянства, усталости и долгих часов маниакального наблюдения.

В самолете стюардесса спросила, все ли со мной в порядке. Что ее насторожило — расширенные зрачки, безумный вид или всклокоченные волосы? Какая разница. Но один вывод я сделал: перед встречей с Салливаном стоит привести себя в порядок.

Покидая Лондон, я предупредил администрацию гостиницы, что буду отсутствовать пару дней, и заплатил за две недели вперед. К сожалению, мое поведение их насторожило. Беспорядок в номере, нежелание пускать горничную, то обстоятельство, что я почти никуда не выхожу, делает меня в их глазах подозрительным субъектом. Я сказал, что они могут навести порядок в мое отсутствие, и объяснил, что пишу роман, работа отнимает много сил и делает меня раздражительным. Чтобы подкрепить легенду, я оставил на столе несколько страниц, скопированных с литературных сайтов. Было бы абсурдно провалить дело из-за грубого обращения с персоналом или неспособности запудрить мозги управляющему. Он, кстати, заверил, что все понимает и будет рад получить экземпляр книги с автографом, когда она выйдет.

Нужды в этом не будет. Обо мне напишут все газеты.

Ребенок, новая квартира, новые обязанности.

Новая жизнь.

Жером был прекраснейшим предзнаменованием новой, многообещающей эры.

Бетти бросила учебу. Мы решили, что она будет год сидеть дома с малышом, а потом вернется на факультет.

Я становился отцом медленно — когда смотрел на Жерома, давал ему бутылочку и с нетерпением считал часы до новой встречи с сыном.

Я открывал для себя, что такое семья, удивляясь, насколько она соответствует тем старомодным представлениям, над которыми я всегда потешался. Моя жизнь в точности напоминала сделанную в шестидесятых годах рекламу электробытовых приборов, и мне это нравилось! Я даже находил в этом удовольствие. Потому что участвовал, был частью этого, был в этом.

Жером был фантастическим проводником положительной энергии. Он менял нашу жизнь, придавал ей смысл, выходивший далеко за пределы сегодняшнего дня или текущего месяца.

Даже родители Бетти и те смягчились.

Знакомство с внуком состоялось в клинике. Отец Бетти сохранял неприступный вид, но глаза выдавали любопытство к «наследнику». Мать Бетти растаяла мгновенно. Она взяла Жерома на руки, укачивала его, улыбалась. Потом они навестили его снова и стали бывать у нас всякий раз, когда приезжали в столицу. Отец оглядывал обстановку квартиры, но ничем не выдавал своей досады и даже начал проявлять интерес к работе зятя, удивленный и введенный в заблуждение тем, как я изменился. Он даже предложил замолвить за меня словечко кое-кому из знакомых. Я попросил его этого не делать, отказался и от денег, которые деликатно предложила нам мать Бетти. Он не обиделся и даже стал больше уважать меня.

Предложение тестя польстило мне. Оно означало, что дистанция между нашими мирами сократилась. Он готов был поручиться за меня, следовательно, считал достойным доверия.

Бетти была счастлива: маленький сын и помирившиеся с мужем родители заставили ее красоту засиять особым блеском.

Она стала настоящей женщиной. Моя жена.

Мама Жерома.

Взгляд на дом, к которому ведет просторная аллея, наполняет меня странным чувством. Я расплачиваюсь, и машина уезжает, задев крышей нижние ветки старых деревьев. Стою перед дверью, пытаясь справиться с чувствами, от которых перехватывает горло.

Внешне все выглядит совершенно нормально. Здесь живут счастливые буржуа. Сейчас выбегут ребятишки с ранцами за спиной, их приветливо улыбающийся отец сядет в машину, любящая жена и мать семейства помашет им на прощание рукой. Привычные жесты, составляющие нашу жизнь, словно застыли в воздухе и ждут, когда чудо оживит их.

Такой была наша жизнь. Череда отживших образов, взятых напрокат у времени и глянцевых журналов. Пленка, запечатлевшая наш счастливый бег по кругу. Я то и дело оценивал дистанцию, отделявшую меня нынешнего от юного хулигана, промышлявшего мелкими кражами. Бетти старалась вписать наши жизни в семейную фреску, где она могла бы играть подобающую роль. Я любил ее за это восприятие мира, когда каждый прожитый день имеет смысл, только если творит историю. Она всегда точно знала, что наша повседневность — это составная часть пути, начало которому было положено задолго до нас, а конца не будет никогда.