Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Что-о-о? – взревела она неожиданно звучно. – Сколько? И что же ты молчал, скотина?

– Зато ты болтала без умолку, – огрызнулся раздосадованный супруг.

Старуха решительно развернулась и потащила мужа обратно.

– Ладно, пусть работает, – прорычала она, делая вид, что неохотно сдается.

Прораб решительно покачал головой.

– Я его уволил, – напомнил он. – До свиданья.

– Как так до свиданья?! – напирала на него Степанова супружница. – Говорят тебе, вертается он.

Виктор Николаевич делал грозный вид.

– Здесь я беру, кого хочу. Семейные скандалы мне не нужны. Они мешают работе.

– Дак не будет скандалов! – пообещала старуха, и в ее голосе появились жалобные нотки. – Кабы он мне сразу про деньжищи такие сказал.

– Еще не факт, что он их получит, – объяснил прораб. – Будете тут бегать и скандалить, значит, он не успеет в срок. А я плачу такие деньги недаром! А за скорость. Понятно?

– Понятно, как не понятно, – закивала старуха и для убедительности приложила обе руки к груди. – За какой срок тебе надо эту, работу, значит, сделать?

– Неделя! – отрезал прораб, все еще делая вид, что сопротивляется. Старуха заискивающе посмотрела ему в глаза.

– Успеют! – она так свирепо глянула на мужа, что Виктор Николаевич понял – успеют.

– Ну, – он задумчиво почесал в затылке.

– Чего стоять-то задарма? – занервничала старуха. – Вона, идите, работайте ужо. Неча стоять.

– Распорядок дня такой! – объявил прораб. – Рабочий день – с восьми. А не с пяти минут девятого. Обед – с полдвенадцатого до двенадцати. Полчаса, а не тридцать пять минут. И не тридцать две, – внушительно добавил он.

Обалдевшие мужики неподвижно внимали ему, силясь понять, о чем это он. Часов они сроду не имели. В избе ходики висели, конечно. Но чтобы всерьез приходить куда-то в назначенное время и обедать по часам – это было непонятно. Хорошо, конечно, что будет обед. Даже два. Второй обед прораб обещал с четырех до полпятого. Остается только понять, что значит – ровно полчаса, а не тридцать две минуты.

Напоследок Виктор Николаевич пояснил, что скоро вся деревня бросится наниматься на стройку, и тогда он, прораб, будет увольнять нерадивых работников. То есть, как поняли рабочие, тех, которые обедают тридцать две минуты. И приходят в восемь ноль пять.

Правда, впоследствии все оказалось гораздо сложнее. Но пока, схватив инструменты, работяги бросились разбирать крышу, а Катюша с Сергеем удалились в шатер выражать восторги прорабу.

– Какой вы деловой человек, – удивлялась Катюша, – неужели за неделю разберут?

– Ох, черт, забыл совсем. Нет, – сказал он Катюше. – Не за неделю, конечно. Какая неделя, скоро июнь на дворе. За пять дней должны разобрать, не больше.

И он побежал во двор.

– Если успеете все разобрать за шесть дней, – крикнул он наверх, – плачу всем намного больше.

– А если за пять? – донеслось сверху.

– То еще больше! – пообещал прораб.

С крыши полетели на землю первые доски и какая-то пыль.

– Надо еще народ, – озабоченно сказал прораб. – Чтобы внизу все складывать в штабеля. Иначе через час тут по двору будет не пройти.

Однако нанимать народ пока не понадобилось. Степанова жена оказалась бесценным организатором труда. Прикинув, что ее доходы будут зависеть не только от Степана, а еще и от Семена и Дормидонта, она побежала к их женам. Одна из них в это время кормила кур, другая возилась в огороде, и сначала они слушали ее вполуха. Но уже через пятнадцать минут они побросали свои дела и помчались разыскивать своих детей, братьев и остальных домочадцев.

Скоро довольно большая толпа ворвалась во двор Бахметьевых – Катюша считалась родной сестрой Сергея – одновременно с двумя бригадирами колхозных полей, которые взывали к совести рабочих.

– Трудодни не запишу, так и знай! – грозили они. – По пять трудодней за каждый прогул сниму!

– На что мне твои трудодни! – храбро кричал сверху Семен. – Себе их запиши!

– Под суд отдам! – грозил толстый дядька в широченных сатиновых штанах и серой рубахе. Как оказалось потом, он был главным бригадиром в этой деревне.

Степан слегка струхнул, но в бой вступила жена Дормидонта:

– Под суд он отдаст! – пошла она на него, уперев руки в крутые бока. – Поглядите на него, люди добрые! Это кого ты под суд отдашь? А кому надысь колхозный трактор огород вспахал? А кто на колхозной машине курей в город возит?

– А кто у Маруськи в магазине вечерами просиживает? – присоединилась к ней сестра Семена – тоже не мелкая женщина. – У самого жена в шелковой кофте ходит да в туфлях на каблуках щеголяет, как коза, – а для нас потом в магазине ничего нету? Это кто кого под суд отдаст?