Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Эй, ты погоди, што ты! – заволновался он, когда прораб навел на него камеру.

Но было уже поздно – раздался щелчок. Мужичок запоздало стянул кепку и стал приглаживать волосы.

– Красавец, – согласился Виктор Николаевич и щелкнул еще раз. – Имя, – потребовал он.

– Степан, – застенчиво сказал мужик, шмыгнул носом и снова надел кепку на вспотевшую лысину.

Виктор Николаевич деловито записал в журнал все: фамилию, отчество и адрес. Степан отвечал, как загипнотизированный, покорно и обреченно.

После того как формальности были улажены, оказалось, что остальных двоих звали Семен и Дормидонт.

– Как? – вытаращил глаза прораб, на минуту утратив деловитость.

Дормидонт вздохнул.

– Это матушка, – объяснил он неожиданным басом, – обет дала. У ней все детишки мертвые рождалися, дак она Богу обещала, что, мол, если кто живой останется, дак она его назовет необычно.

Дормидонт еще раз тяжело вздохнул и помолчал, размышляя, что, может быть, было бы лучше, если бы Бог был в то время занят другими делами и матушку не услышал. Потому что, если бы ему самому доверили решение такого ответственного вопроса, он бы несомненно предпочел, чтобы его мать навсегда осталась девственницей.

– Бывает, – посочувствовал Виктор Николаевич.

Калитка заскрипела, и во двор просочилась худая морщинистая старуха, вредная Потаповна.

– Это вы, что ль, новые хозяева будете? – спросила она, критично оглядывая Катюшу – девицу, совершенно непригодную для крестьянской жизни.

Она представила себе, как та будет возиться в огороде, со своими наманикюренными ногтями и в золоченых босоножках, – как у царицы прямо босоножки-то, и впрямь невидаль, – и заранее злорадно расхохоталась. Разумеется, про себя.

Не дожидаясь ответа, она полюбопытствовала:

– Что за шатер у тебя за домом стоит? Цыганский, што ль?

– А! – расцвел Виктор Николаевич. – Это я вам еще не показал. Это будет ваша бытовка.

– Ну, – раздумчиво произнес Дормидонт. – Если готовка, тада конечно…

– Не готовка, а бытовка, – нетерпеливо поправил прораб. – Там вы будете обедать и хранить одежду. Ну, и если дождь сильный, сможете там переждать.

– Это они о чем? – спросила Катюша у Сергея.

– Понятия не имею.

Поспешив за остальными за дом, они увидели там желтый шатер – один из тех, в которых летом продают пиво, с огромной надписью «Красный Восток», прозрачными окошками и свеженаклеенной пленкой на том месте, где раньше было изображено пенное пиво. Дабы не вводить строителей в смущение. Ибо человек слаб, но строитель стократ слабее. И в неравном поединке с алкоголем уже и не делает попыток бороться. А наоборот, радостно сдается.

– Батюшки-светы! – простонала Потаповна.

Рабочие молчали, как громом пораженные, ходя между двумя деревянными столами и стульями, узким изящным шкафчиком и длинной лавкой в стиле кантри и выглядывая в прозрачные окошки.

Во дворе послышался шум. Степан испуганно шмыгнул за спину Дормидонта, который объяснил:

– Это старуха у него бушует. Страсть как не любит, когда Степка на работу налаживается.

– Может, это… покричит и уйдет, – предположил Степан. – Не найдет она нас тута.

Но она нашла. Чутье вывело ее на провинившегося супруга моментально, и она ворвалась в шатер.

– Я, значить, в дому колгочусь, а ты куда, паразит, наладился? Опять зенки зальешь бесстыжие, работничек? А ты, – накинулась она на Катюшу, которая оскорбляла ее своим нерабочим видом, – не отвлекай его от работы. Ишь, надумали! В поле работы нонче – страсть, а они тута заманивают.

– Ни в коем случае! – моментально и очень решительно ответил Виктор Николаевич, оттесняя в сторону растерявшихся Сергея с Катей. – Без согласия семьи не берем. И не просите, – обрушился он на дергающегося Степана. – Так что – до свидания, – кивнул он его супруге и равнодушно повернулся в ней спиной.

Степанова супруга растерялась. Она настроилась на долгую и яростную битву и не была готова к такой легкой победе. Неинтересно легкой.

– За какие-то гроши, – снова завела она, - он будет от дома бегать. И ладно бы в дом чего принес, а то ведь пропьет все!

– Замолчи, дура! – шипел огорченный Степан. – Такие деньжищи пропить. Эх, ты! Одно слово – баба. Волосы длинные, ум – короткий.

Женщина остолбенела. Такое она слышала от мужа в первый раз. Обычно он молча моргал или вяло оправдывался.

– Очистите территорию, – твердо приказал им прораб.

Степан потащил жену к воротам, что-то сказав ей по дороге.