Славомир Мрожек - Валтасар

Я не был сумасшедшим и не желал лезть на рожон. Перед глазами у меня был пример — человек, в сопротивлении режиму зашедший дальше всех, мой недавно скончавшийся гениальный ровесник Януш Шпотанский, философ, математик и шахматист. За свое сопротивление Януш заплатил тюрьмой: он распространял среди знакомых сатирические поэмы, и кто-то на него донес. Я понимал, что в Польше очень важно принадлежать к какой-нибудь организации и иметь членский билет. Тогда сохранялся шанс, что организация защитит тебя, если возникнет такая необходимость. Вот я и сменил журналистику на куда более престижную профессию, впрочем уже давно мне знакомую. Моей «высшей инстанцией» стал Союз польских писателей.

Таким образом, после четырех лет пребывания в Союзе статистом я стал его полноценным членом. То есть формально согласным с его идейными принципами. Такова тогда была судьба польских литераторов.

Я обрел относительную свободу, и мне все больше везло. Забросив ненавистную публицистику, начал писать фельетоны и рассказы в общепольскую периодику. «Пшекруй» продолжал печатать мои рисунки. Альбомы рисунков выходили и в издательстве «Искры». Через год я опубликовал иллюстрированную повесть под названием «Бегство на юг». Зимой 1956 года написал повесть «Короткое лето». Но заговорить с миром и самим собой до конца откровенно я смог только в эмиграции.

В Советском Союзе заправляла троица: Маленков, Булганин и Косыгин. Период неопределенности затянулся, и неизвестно было, что произойдет дальше. На Западе неоколониализм трещал по швам, англо-французский десант в районе Суэцкого канала провалился. На Востоке к власти пришел Хрущев. Но это произошло поздней осенью [105] Здесь неточность: фактически Хрущев пришел к власти сразу после смерти Сталина, заняв пост Первого секретаря ЦК КПСС. Маленков стал Председателем Совета министров. , а я в мае 1956 года отправился в Советский Союз.

Это была моя первая поездка за границу, не считая нескольких дней в Словакии. И первая в истории заграничная туристическая поездка, организованная «Орбисом» — государственным турагентством. На месте сбора, на Восточном вокзале Варшавы, я встретился со счастливчиками-туристами. Счастливчиками они стали благодаря неожиданно вошедшей в моду своеобразной справедливости — то есть лотерее: заграничные турпоездки включили в лотерейные выигрыши, что некоторым образом гарантировало их объективное распределение. Правда, никто не знал, сколько путевок на данную поездку продано через лотерею. Эта информация в турагентствах была строго засекречена. Оставалось также тайной, сколько путевок зарезервировано официальным путем, сколько по знакомству, а сколько за взятку. Разумеется, каждого участника поездки предварительно утверждали органы УБ. Тем не менее, все были довольны. (По собственному опыту знаю, что система эта появилась в 1956 году и просуществовала не больше двух лет. Она возникла в период «оттепели» — иными словами, ослабления власти, — и как только оттепель закончилась, всё автоматически вернулось на круги своя.)

Россия запомнилась мне по двум причинам. Во-первых, я испытал там новое для себя ощущение пространства. Во-вторых, уже в поезде познакомился со своей будущей женой.

Маршрут пролегал через Москву, Киев и Одессу. В Одессе мы пересели на пароход. Один день отдыха на рейде в Ялте — и финальная пристань в Батуми. Проведенная там неделя была насыщена экскурсиями. Потом мы вернулись в Одессу, а оттуда поездом в Москву и Варшаву.

В течение двух недель я словно пребывал в лихорадке, а в Одессе, на знаменитой лестнице, испытал левитацию. Ощущение простора, свободы и неограниченных возможностей охватило меня с необычайной силой. Я вдруг вспомнил, что еще молод и все у меня впереди. Кто бы подумал, что мое бегство на Запад семь лет спустя началось на Востоке.

В поезде я ближе познакомился со своими попутчиками и попутчицами — людьми самых разных профессий, от творческих работников (некоторые были весьма известны в Варшаве) до обыкновенных деляг. Быстро образовались группы, по принципу естественного отбора. Довольно тягостно, с соблюдением строжайших правил проходило расселение по комнатам. Пары, не состоящие в официальном браке, беспощадно разлучали. Я неизменно попадал в номер вместе с неким занудой, значительно старше меня, но номинально тоже неженатым. Поскольку туристов, находящихся в подобной ситуации, оказалось довольно много, начались протесты и жалобы, но это ничего не дало — разве что полякам представился случай выложить все, что они думают о русских. С подобными строгостями я сталкивался позже и в Мадриде. Но там они имели совершенно иные истоки: еще жив был генерал Франко, фанатичный диктатор — ярый антикоммунист, приверженец католической веры.