Франсуа Нурисье - Праздник отцов

Слава Богу, квартира оказалась приличная. Едва я позволил себе сделать мысленно это замечание, — оглядевшись, как бы обнюхивая воздух, — как сразу же устыдился его. То был очаровательный стыд, имевший привкус моей молодости. Был у меня в жизни такой период, когда я воспринимал любовь только в соответствующем обрамлении: элегантно оформленной, по-буржуазному меблированной. В результате каждая интрижка становилась одним из этапов предпринятого тогда мной долгого примирения с самим собой. Моя молодость не любила драгоценностей, она любила футляры от них. И витрины, где они выставляются. Потом наступила эпоха, когда я, напротив, стремился опуститься вниз. Сабина и мисс Немая оказались исключением, подтверждавшим правило, к которому я не замедлил вернуться.

Семья Лапейра занимала целый этаж в одном из тех воздвигнутых посреди сада основательных квадратных домов, какие нередко встречаются в спокойных кварталах Б. Там о них говорят как о построенных «во французском стиле», хотя они вызывают в памяти скорее не Версаль, а построивших их году так в 1910-м почтенных граждан с широкими затылками. В камине гостиной горел огонь, аккуратный, приятно пахнущий, старинный; в квартирах людей богемных или выскочек такой огонь разжечь не удается, а если и удается, то он все равно долго не горит, дымит, разваливается, мешает беседе.

Николь поменяла свое серое платье — дорогостоящий каприз во время одной из поездок в Париж? — на длинную юбку из толстого бархата и крепдешиновую блузку абрикосового цвета: настоящая «форма хозяйки дома», предписываемая журналами мод в шестидесятые годы. Я помню, как Николь, тогда еще такая молодая, любила наряжаться подобным образом, когда в отсутствие родителей принимала меня на улице Рафаэль, в квартире, под окнами которой пенился зеленью сад Ранелаг. Либо она настолько мало изменилась, либо оделась так, чтобы мы почувствовали себя сообщниками? Конечно же, нет; она была за сотню верст от воспоминаний и от какой бы то ни было символики; когда же я наконец пойму, что у женского тела нет памяти? Она приближалась ко мне — ее походка напоминала не то поступь трагедийной актрисы, не то плавный ход фрегата, черная юбка при каждом ее шаге прилипала к ногам — и тянула за руку своего мужа. Она представила его мне.

Председательница, когда она описывала Сильвена Лапейра, забыла главную деталь: его рост. Он был такой же высокий, как чемпионы или голливудские знаменитости, когда к ним приближаешься вплотную. Высокий и широкий. Мисс Немая вышла замуж за великана. Простой смертный, сталкиваясь с одним из таких вот прекрасных экземпляров человеческой породы, сразу же представляет себе его в обнаженном виде, задумывается, колеблется, не поддаться ли сразу же весьма удобному чувству отвращения. Хотя и говорят, что иногда эти гиганты… Но говорят ведь также, что о скрытом обаянии мужчины можно судить по его носу. Я посмотрел на нос Лапейра: солидный гасконский рубильник, профиль фанфарона. Черт побери! Я отпустил поводья своей антипатии, и она сразу понеслась галопом. Естественно, все эти мысли промелькнули у меня в голове за три секунды, ровно за то время, которое потребовалось нашему хозяину, чтобы пересечь гостиную на прицепе у Николь. Я весь покраснел от смущения — сладострастного ли, злобного ли, поди разберись? Ревность всегда горячит мне кровь, будоражит ее. Этот внезапный румянец был отнесен на счет горячего приема, оказанного мне Сильвеном Лапейра, одной рукой стиснувшего мою руку, а другой сжавшего мне локоть. Я ожидал, что он скажет «сожалею», сошлется на неудачное расписание движения поездов. Вместо этого хозяин дома веселым голосом объяснил мне, что он терпеть не может вечеринки в Обществе друзей французской словесности и что он страшно доволен, что не присутствовал, когда я там отбывал свою повинность. (Это он употребил слово «повинность».) «Я уверен, что у вас получилось потрясающе», — закончил он.

— Ты знаешь здесь всех, — тихо произнесла Николь.

Она избегала моего взгляда, а голос ее был слишком бархатистым.

В этот момент над спинкой дивана пошевелилась, встряхнулась копна светлых волос, потом в мою сторону повернулось лицо поднимающейся мне навстречу девушки.

— В университете вы Беренис не видели? — спросил Сильвен Лапейра.

Светлая копна встряхнулась еще сильнее, чтобы сказать «нет», и лицо опустилось так, что в нижней части наблюдающих за мной холодных серых глаз появилась тоненькая полоска белка.