Борис Мещеряков - Там, где нас есть

Приобщиться к тихой фронде было можно с легкостью, купив синие штаны на «толчке» у фарцовщиков (еще одна нелегкая профессия, ушедшая в прошлое, надеюсь, что насовсем), и стоило удовольствие от 200 до 300 тогдашних вполне еще полновесных рублей. Это были деньги, деньги серьезные, почти невообразимые. По крайней мере лично в моем тогдашнем представлении. Бабка с дедом, растившие меня и сестру, зарабатывали на круг, вместе с дедовой пенсией, рублей, как я понимаю, около двухсот двадцати. Мне было тринадцать лет, я ничего не зарабатывал, а сестра училась на третьем курсе универа и стипендию в общую кучку не складывала. Короче, цена джинсов была заоблачной, и об обзаведении ими в общем порядке я даже не мечтал.

Странно вообще-то сейчас звучит, что «обзаведение в общем порядке» — покупка у темных личностей, преследующих стяжательские цели, преступников даже, спекуляция была серьезным правонарушением. Но российская жизнь и тогдашняя была полна парадоксов, не вчера они начались, ага. Ходили слухи, что цена тем джинсам в магазине («госцена» — было такое слово) составляла от сорока до шестидесяти рублей. Тоже не кот на скатерть начхал, треть или даже половина инженерской зарплаты, но уже нечто выглядевшее близко к моей экономической реальности. На шестьдесят рублей бабку с дедом уболтать было возможно, в этом я не сомневался, засада была в полном непопадании государственных джинсов на прилавки родного города. Но я не терял надежды.

В те годы мы с бабкой довольно часто ездили в Ленинград, там жила бабкина младшая дочь, моя тетка Ирина, замужем за военным, дядь Толей, о коем я как-нибудь расскажу специально, настолько он замечательный. Ездили мы в Ленинград, естественно, не только достопримечательности осмотреть, а и добыть чего по хозяйству. Одежки там, обувки, той же, туды б ее, колбасы. По магазинам бабка меня таскала с собой для помощи в переноске и свободы маневра, а достопримечательности я осматривал в свободное от покупок время. Порядком, надо сказать, осмотрел, думаю, что в центре Питера я и сейчас как-нибудь сориентируюсь. Ну музеи ж, само собой. Уже другого чего, а музеев в Питере имелось, не знаю как сейчас. Эрмитаж, скажем, я посещал с видом даже несколько пресыщенным, и бабушки-хранительницы меня узнавали и были приветливы, давали советы и справлялись о здоровье родни.

Москву я и тогда, и потом представлял себе куда хуже, у московских родственников мы бывали редко и не подолгу. Но дело не в том.

Бабка не питала особенных иллюзий относительно того, насколько я люблю стоять в очередях (а без очереди нужного почему-то не случалось), а напротив, люблю всякие достопримечательности, и с учетом моей слабости к культуре у нее был заранее заготовленный план посещения торговых центров в разных районах Северной столицы, с максимальной пользой для хозяйства и с максимальной же эффективностью охвата.

В тот день мы должны были посетить универмаг «Московский» на Московском проспекте, расположенный в первых этажах двух зданий-близнецов на разных сторонах улицы. Сошли это мы с бабкой с троллейбуса и заметили, как за углом одного здания тихо кипела оживленная группа людей, вид коей не оставлял сомнений. Это была очередь за чем-то. Сейчас трудно объяснить, как и главное — почему немедленно занималась чуть ли не любая замеченная очередь, неважно за чем. Тогда-то было понятно: раз очередь, значит, там что-то нужное всем, а стало быть, и нам, возможно, даже остро необходимое. По госцене. Сначала занимали очередь, самоназначенный бойкий распорядитель писал вам на руке номерок шариковой ручкой, а потом уж вы изящно осведомлялись светским тоном, а чего, соп-псно, дают, граждане? И граждане со свойственным советскому человеку участием охотно сообщали, что, собственно, дают.

Так четко тютелька в тютельку куда надо именно мне, я не попадал ни до, ни после. Очередь оказалась за джинсами. За джинсами! За синими джинсами породы «Texas», западногерманского производства, ценой, правда, не в сорок-шестьдесят, а в восемьдесят рублей, о чем интересующихся оповещала здоровенная картонка с надписью «ДЖИНСЫ 80 РУБ». Очередь была даже не очень длинная, часа на три-четыре, как определила опытным взглядом бабка.

Даже не знаю, как описать то, что во мне происходило, да толком я и не помню. Наверное, я был в адреналиновом, или какой он там, шоке от счастья. Тремя часами дело, конечно, не кончилось. Весь процесс от написания номерка на бабкиной ладошке до передачи мятых денег усталой девушке в синем халате занял часов семь или даже больше. Не помню, чем было наполнено это время моей жизни, помню, что дело было уже к закату, когда я принял пакет с МОИМИ! ПЕРВЫМИ! СОБСТВЕННЫМИ! ДЖИНСАМИ! По госцене, бля!