Костас Кодзяс - Забой номер семь

Много лет спустя в его собственной женитьбе главную роль сыграло, конечно, приданое. Однако Фармакис едва ли решился бы остановить свой выбор на женщине, не отвечавшей его требованиям. Как все мужчины в то время, он стремился к тому, чтобы супруга была лет на двадцать моложе его, привлекательна, скромна, порядочна и посвятила бы свою жизнь дому и детям. В избранной им девушке он нашел почти все эти качества. Эмилия только что окончила католический пансион, и, хотя ей прочили в женихи неотесанного приземистого сорокалетного мужчину с деревенским говором, очень далекого от ее романтических девичьих грез, мягкий характер и взгляды на жизнь не позволили ей возразить. Итак, если не считать мигреней, холодности в любви и редких приступов меланхолии, она всегда была ему доброй и верной женой.

В прежние годы жизнь в доме Фармакиса шла по строго заведенному порядку. Отец запрещал детям читать журналы. Если случайно он узнавал, что у какой-нибудь служанки завелся дружок, немедленно прогонял ее. Он заботился о том, чтобы его собственные измены сохранялись в тайне, но чем больше старел, тем развратнее становился.

– Подлая! – повторил он более спокойно.

Несколько минут, не произнося ни слова, он ходил в растерянности по комнате. Потом сел за письменный стол и схватился руками за голову.

– Я с ума сойду! – пробормотал он.

Но с ума он не сошел. Вращаясь столько лет в высшем свете, он постепенно привык к его утонченной развращенности. Сначала не мог освоиться с самыми невинными обычаями новой для него среды. Не умел, например, непринужденно болтать, ухаживать за чужими женами в присутствии их мужей или спокойно относиться к тому, что кто-нибудь уединяется с его собственной супругой. И гордился тем, что дамы из общества считают его неотесанным мужланом. Но со временем стал чувствовать себя несколько ущемленным. Кроме того, понял, что его грубые манеры не только делают его предметом насмешек, но и вредят его интересам. Он постарался приспособиться. И чем больше перенимал «культуру» светского общества, тем напористей и жестче становился в деловых отношениях.

Лицо Фармакиса оставалось еще растерянным – он напряженно обдумывал создавшееся положение. Вскоре возмущение невесткой прошло. И его не удивило, что вместо жалости к сыну он почувствовал к нему огромное презрение.

– Я сойду с ума, Георгос! – повторил он с тем деланным сочувствием, с каким обычно встречал шахтеров, членов рабочей комиссии. Его кошачьи глаза впились в лицо сына. – Да, все это ужасно, – продолжал он. – Но сейчас разводиться… Подумай, Георгос, какой скандал…

– Что ты говоришь? – прервал его сын, вскакивая с места.

– Бога ради, выслушай меня сначала! Твой тесть не простой человек. Без его поддержки мы погибли. И не помышляй о разводе.

– Папа, я уже поставил в известность своего адвоката.

– Ты ненормальный! – закричал перепуганный Фармакис – Слушай меня и не доводи до того, чтобы я снова назвал тебя дураком.

Сын отвернулся и не сводил глаз с картины, висевшей на стене. Он был бледен и исступленно ломал свои костлявые пальцы.

– Я дурак, погубивший свою жизнь только потому что был тебе послушным сыном. Гордись делом твоих рук.

– Постой, Георгос, – проговорил Фармакис уже другим тоном. – В конце концов, раз эта мерзавка желает жить по-своему, пусть живет! Знаешь что: в конторе ты все равно не справляешься, и мы обойдемся без тебя. Директором компании я назначу Алекоса. Я собирался на днях сказать ему об этом. Если ты так рвешься отсюда, поезжай в Америку. Как тебе нравится мое предложение? Итак, сообщи адвокату, чтобы он ничего не предпринимал, и возвращайся к жене. Договорились? – Он поднялся с дивана и встал за спиной сына, Произнося последние слова, Фармакис ласково похлопал Георгоса по плечу. – Почему молчишь? – нетерпеливо спросил он, желая поскорее услышать его ответ.

– Ты подлец, – прошептал сдавленным голосом Георгос и поспешно вышел из кабинета.

Алекос сидел не шевелясь на диване в гостиной, прислушиваясь к разговору в соседней комнате. Он и сам не знал, почему его мучило любопытство и ему так хотелось. проникнуть в тайны этой семьи. После одного неожиданного события, происшедшего на прошлой неделе, его мечта завоевать дом, который с детства внушал ему зависть, перестала казаться такой несбыточной. Конечно, он ни в коем случае не сознался бы себе в том, что намеченный им план совершенно неосуществим. Именно поэтому он продолжал обманывать себя, что приехал на виллу только для того, чтобы заявить о своей отставке.