Костас Кодзяс - Забой номер семь

Его тонкое лицо покрылось капельками пота. Он снял очки и протер носовым платком стекла.

– Бесстыжая! – вырвалось у Фармакиса, и он стукнул кулаком по столу. – Чего ждать от дочки этого дегенерата?

– Но самое ужасное: вместо того чтобы презирать Зинью, я влюбился в нее как безумный. Мне надо было уйти в ту же ночь, но я не нашел в себе сил. Если человек оказался тряпкой и сдался, ему трудно потом поднять голову. Все это время мы жили под одной крышей. Утро я проводил в конторе. После обеда сидел дома и читал. Научные исследования, за которыми я следил по журналам, выводили меня из равновесия. Я забросил все. Думал: какой толк? Время ушло. Рула, чучело, вышла замуж. Жизнь, которую я мечтал прожить с ней, погублена из-за моего безволия. На что еще надеяться? Я от тебя не скрою, Рула все время уговаривала меня бросить контору и уехать в Лондон или Америку. Я пошел бы даже в дворники, чтобы учиться, если бы ты отказался присылать мне деньги.

– Глупости, – возразил Фармакис. – Имея состояние, изучать звезды, а йотом вернуться на родину и зарабатывать гроши!.. Что же будет с моими шахтами?

Он готов был добавить хвастливо: «Не все ли равно, кем быть – ученым или лавочником? Чтобы добиться успеха в обществе, нужны деньги. О том, чего ты стоишь, люди судят по твоему карману, а не по чепухе, которую ты мелешь».

Но сын не дал ему договорить.

– Что поделаешь! – пробормотал он, печально покачав головой. – У Зиньи была своя компания, свои друзья, и часто она возвращалась домой на рассвете. Мы жили каждый своей жизнью, как многие супружеские пары из высшего общества. В конце концов люди ко всему привыкают. А я вот не мог привыкнуть. Мучился и страдая. С одной стороны, я любил Зинью и без памяти ревновал. С другой – презирал себя за то, что так низко пал и не нахожу в душе мужества покончить с этим унизительным положением. Когда она представила мне одного молодого человека и по их обращению друг с другом я понял, что это ее любовник, во мне с новой силой вспыхнули два чувства – ревность и презрение к себе. Они душат меня.· На прошлой неделе я вошел к ней в комнату в то время, когда она одевалась. Стал умолять ее, чтобы она не уходила, осталась со мной, изменила образ жизни. Повернувшись, она в недоумении посмотрела на меня. «Зинья, – воскликнул я, – больше я не выдержу. Сжалься надо мной!». – «Ты с ума сошел, Георгос», – сказала она. «Ради бога, постарайся понять меня, так дальше продолжаться не может», – решительно заявил я. «Пожалуйста, не суй нос в мою жизнь, – бросила она, – ты не имеешь на это никакого права. Я же никогда не вмешиваюсь в твои дела».

Фармакис с изумлением слушал рассказ сына. Его толстая шея и щеки побагровели, а на висках бились жилки. В нем проснулся мужик.

– Она ушла, а я остался сидеть у нее на кровати и, вдыхая аромат ее тела, сходил от ревности с ума. И чем больше я ревновал и валялся у нее в ногах, тем больше презирал себя. Я должен набраться мужества и уйти, иначе я совсем пропаду, думал я. Вечером она вернулась со своим любовником. Я следил за ними, спрятавшись за дверью. Еще секунда – и я вошел бы в гостиную и там в его присутствии стал бы умолять ее, чтобы они оба сжалились надо мной. Но у меня хватило силы воли убежать в свою комнату. Я заперся и выкинул ключ в окно, чтобы не выйти оттуда, если снова потеряю власть над собой. Всю ночь я твердил: «Я должен уйти, должен уйти». Вскоре у моей жены завелся новый любовник – молодой офицер морского флота. Каждый вечер в течение недели они уходили вместе и, возвратившись после полуночи, часами сидели в гостиной. Каждую ночь я следил за ними. Вчера я лишился самообладания – вошел к ним как был, в пижаме и ночных туфлях. Помнится, я даже держал под мышкой журнал, который читал перед тем. В смятении я забыл швырнуть его куда-нибудь. Они сидели рядом на диване. Ее голова покоилась у него на плече. Они молчали. Я упал к ее ногам. Да, прямо на глазах у того человека! «Зинья скажи, чтобы он ушел!» – кричал я. Потом слова мои стали путаться, и не знаю, что я еще говорил. Ее любовник встал. Я казался, наверно, ужасно смешным, – ведь, несмотря на свою растерянность, он не мог не улыбнуться. Жена моя вспылила. Она дернула меня за руку и сказала: «Что это за безобразие? Никогда не думала что ты такой дурак!»

– Подлая проститутка! Убить ее мало! – кипятился Фармакис.

Когда он был десятилетним мальчиком, в их доме разыгралась драма. До сих пор он так ясно все помнил! В деревне узнали, что одна из его сестер живет с поновичем. Вечером отец ворвался в дом и схватил сестру за шиворот. Он бил ее нещадно. Мать отвела в сторону других девочек и Димитриса и молча наблюдала за этой сценой. Отец выволок девушку в погреб и привязал к балке вниз головой. Прихватив ружье, он поспешно ушел, бросив на ходу: «Убью того, кто отвяжет ее». Часы шли, а мать все стояла молча. Вдруг прибегает сосед и говорит: «Дядя Георгос ввалился в дом к попу и выстрелил в его сына!» К счастью, юноша был ранен не смертельно и выжил. Вмешались его родственники, все уладили, и в конце концов молодые поженились. На свадьбе жених с невестой и ее отец плясали, взявшись за руки.