Костас Кодзяс - Забой номер семь

У высокого тощего индуса были темно-зеленые глаза тигра, настолько странные, что капитан испугался, когда заглянул в них впервые. Никогда в жизни не встречал он у людей таких глаз. В течение всего допроса Рабифиан смотрел на него, не произнося ни слова, и на другой день совершил побег, напустив на охрану кобру, которую ему передали с воли его товарищи.

Потом капитан Джон забыл о нем и о многих революционерах, прошедших через его руки. Но внезапно тощий Рабифиан стал настойчиво являться ему. Индус стоял всегда молча, устремив на него пристальный взгляд своих страшных глаз. Затем, будто признав капитана, он улыбался ему, рылся в его бумагах, предлагал маленьких костяных слоников. Рабифиан делал это, чтобы отвлечь его внимание, так как всегда пытался дотронуться до его черепа – там, где застрял осколок. Джон Ньюмен приходил в ярость, вскакивал с места, но тут замечал, что его окружают бесчисленные Рабифианы, которые хотят прикоснуться к его черепу. Он хватал автомат и как безумный строчил по ним. Но никто не падал, даже не шевелился.

И Джон Ньюмен приходил в себя, мокрый от пота.

Он был глубоко уверен, что это страшное нервное возбуждение предвещает близкий конец. «Но какой, какой же конец? Может быть, осколок никогда не сдвинется с места», – в ужасе проговорил он и почувствовал, что еще скорей наступит его духовная смерть.

«Я умираю каждый час, каждую секунду, – шептал он из последних сил. – Но прошло столько лет, а я еще жив. Довольно, довольно думать. Впереди работа, работа и работа!»

– Где конверт? – закричал он вдруг на свою секретаршу, хотя конверт лежал перед ним на столе.

Джон Ньюмен успокаивался немного только тогда, когда целиком погружался в какое-нибудь дело. Его работа стада теперь единственной нитью, которая привязывала его к жизни. Правда, он не находил в своем занятии ничего особенно привлекательного, а последние приказы сэра Антони приводили его в желчно-ироническое настроение. По он цеплялся за работу с таким отчаянием, с каким умирающий цепляется за жизнь. Бесстрастный, методичный и вместе с тем одержимый, он всегда ухитрялся найти путь к достижению своей цели. Прошло три года с того дня, как бывший капитан обосновался в конторе на улице Б., и половина шахт в Греции за это время обанкротилась. Ежегодная добыча угля с 320 тысяч тонн в 1942 году упала до 125 тысяч в 1948 году. В этом же году сэр Антона с удовлетворением отметил на своей карточке: «1948. Ввоз в Грецию жидкого топлива – 822 121 тонна. Твердого топлива – 306 891 тонна». И сразу подумал, что должен представить своего подчиненного к награде. Ньюмен получил вскоре бумагу, с сургучной печатью и неясным оттиском какого-то высокого герба. Но он не испытал никакой радости и показался себе еще более несчастным.

Капитан вздрогнул, словно очнувшись от глубокого сна. Его пальцы тотчас нащупали толстый, не вскрытый еще конверт. На зеленом конверте заглавными буквами было напечатано,· «Материалы об угольных шахтах Фармакиса». Он вскрыл его и просмотрел последнее донесение своего осведомителя.

После гражданской войны в Греции Англия потеряла свое влияние на нее. Постепенно всем начали заправлять американские миссии, и положение с углем осложнилось. Добыча его значительно увеличилась, английский импорт резко снизился, и год от года Джон Ньюмен все больше чувствовал, что рискует выпустить дело из своих рук.

В то время Фармакису – владельцу одной из самых богатых шахт вблизи столицы – удалось добиться от министерства разрешения на строительство завода по переработке бурого угля. Это представляло серьезную опасность, потому что уголь в окрестностях Афин, во-первых, хорошего качества, а во-вторых, находится по соседству с промышленными центрами. Спрессованный в брикеты, он стоил бы в три раза дешевле импортного, не уступал бы ему по калорийности, а при снижении зольности его можно было бы применять на многих предприятиях, для которых раньше он был непригоден. Если бы американцы согласились субсидировать такой завод, то через несколько лет английское топливо было бы окончательно вытеснено с греческого рынка.

Джон Ньюмен срочно послал в Лондон рапорт, в котором подробно объяснял серьезность положения и просил дальнейших указаний. Вместо ответа он получил секретный документ, озаглавленный «План лисы». Этот план получил такое наименование благодаря вдохновению сэра Антони, который любил давать разным документам, направляющим действия его агентов, названия животных. Он состоял из десяти пунктов и был разработан специально для американизированных районов. «У джонни на десять ног одна капелька ума», – так остроумный сэр Антони отзывался об американских офицерах из миссий; на лице его при этом отражалась та желчная ирония, с какой обедневший аристократ смотрит на разбогатевшего неотесанного выскочку, покупающего его особняк.