Александр Шелудяков - ЮГАНА

– А-а-лю-лю-ай-ай… – звучал чуть надтреснутый, но еще бодрый и сильный голос пожилой женщины. Югана своим голосом старой матери оплакивала, убаюкивала осиротевших маленьких детей, и в ее голосе чувствовался вместе со скорбью призыв, чтобы маленькие дети быстрее подрастали и, возмужав, вышли на «тропу войны», взяв оружие отцов и дедов в свои молодые, крепкие руки.

Таня стояла на берегу как завороженная: чувствовала она себя словно в каком-то древнем языческом храме, где звенят струны волшебной музыки и обворожительные голоса женщин, мужчин, исполняющих бессловесный гимн племени Кедра. Вдруг Таня ощутила в этих голосах наступающую юность, которая молит и просит дать волю, свободу тому, кто приходит на смену старому поколению.

Андрей Шаманов держал в руке потухшую трубку, смотрел на Таню.

– Послушай, Андрей… Они там с ума посходили… Ну разве можно нормальным человеческим голосом передать все, что рождается у меня в душе, что навевает этот гимн кочевого племени… Понимаешь, у меня ощущение, что это голос самих урманов: я слышу язык древних духов-богов, которые рядом с нами опустились с неба, вышли из тайги и там, у лодок, подпевают им, вдохновляют.

– Да, Танюша, это голос юности… – взволнованно сказал Андрей Шаманов.

– Я не вынесу, у меня надорвется сердце… Андрей, крикни им – пусть прекратят все это! – попросила Таня, но самой хотелось слушать и слушать голоса поющих сыновей.

– Сейчас, Таня, все кончится…

– Красиво сыграли гимн вождей! – задумчиво проговорил дед Чарымов и посмотрел на Таню: – А как понимать это словами?

– Концовка гимна означает: воины племени Кедра вернулись с победой, но везут они в речных долбленках тела погибших сородичей, и где-то по тайной тропе возвращаются на верховых оленях девушки, принимавшие участие в битве… – пояснил Андрей Шаманов.

– О, господи, но зачем же они так душу надрывали себе и мне? – сказала Таня и пошла встречать сыновей.

Вольный и дремучий Вас-Юган не видел нынче грусти людской. Было у жителей Улангая такое же радостное и счастливое настроение, как у солнца при утренней заре в безоблачном небе.

На берегу, в стороне от дома старика Чарымова, на сосновом кругляке сидел Иткар Князев, выжидательно смотрел на Югану.

– Хо, Иткар, Югана должна молчать… Святилище кволи-газаров – тайное место.

Наступило молчание. Иткар набил трубку махоркой, закурил.

Югана чистила горловинку женской трубки костяной лопаточкой.

– Понимаешь, Югана, мне необходимо найти древнее святилище кволи-газаров. Оно, я считаю, хранит след к большой нефти… Укажи тропу. Нет, Югана, я даже не прошу тебя об этом, а умоляю и встаю на колени.

– Хо, большой геолог, сын земли, Иткар! Слушай хорошо: берегла Югана тропу не для себя…

– Понимаю, Югана. Не скупись…

– Берегла Югана завещание вождей кволи-газаров. Думала и хотела Югана, чтобы у племени Кедра было много людей, были богатые урманы и многорыбные реки, озера. И хотела еще Югана, чтобы у молодого вождя Орлана была своя нефть…

Иткар Князев приехал в Улангай вчера вечером. Расспрашивал он Югану про Ай-Кару, пытался узнать: где же это загадочное святилище кволи-газаров.

Но старая эвенкийка отмалчивалась. И вот сейчас, когда Иткар собрался возвращаться в Кайтёс, вдруг Югана заговорила о том, что интересовало геолога много лет.

– Земля юганская имеет сердце, – торжественно произнесла эвенкийка. – Приложит Югана ухо к земле, и слышно, как стучит земное сердце. Там, в большом «нижнем мире», кровь земли – нефть! Ей поклонялись кволи-газары. – Сказав это, Югана вытащила из кармана костяную дощечку величиной с ладошку и передала Иткару.

– Тамговое письмо! – удивленно сказал Иткар, взяв костяную дощечку из бивня мамонта.

– Так-так! Письмо… – улыбнувшись, сказала Югана. – И писано очень давно. Тогда по земле ходили великие бизоны и звери-боги, мамонты…

– А кто прочитает, Югана, эти древние руны?

– Пусть Иткар передаст эту писаную кость старому ханту Бояру Тунгиру, – попросила Югана, дав этим понять, что у нее уже был какой-то сговор с Тунгиром.

Иткар смотрел на Югану. Чем отблагодарить мудрую праматерь племени Кедра?

Около небольшой старой промысловой избушки, которая стояла на песчаном уречном мысу, поросшем густым сосняком, горел костер. Андрей Шаманов сидел на обрубке бревна, выброшенном в половодье. Они только что с Юганой пообедали, и теперь эвенкийка, сидя на борту лодки, мыла в речной воде чашки, котел.