– У югов когда-то чумкас был равен пяти километрам. Какой величины чумкас у арьяхов? – спросил Иткар.
– Если на олене ехать зимой, то чумкас у хантов – семь русских километров. Если водой плыть по течению реки, то чумкас – десять верст. Может, меньше маленько, а может быть, больше…
– Понятно, выходит, мне нужно месить водичку веслом поболее трехсот километров.
– Так-так, триста русских километров надо тебе идти водой по реке Чижапка, – подтвердил Тунгир так, будто это расстояние измерено им с великой точностью.
Старый хант вынул из углей костра кочергу за рукоятку, обмотанную сырой брезентовой тряпкой, и начал плавить раскаленной полосой железа разложенные куски кедровой серы с примесью мелкой коры. Шипела, плавилась сера под раскаленным железом и кидала беловатый пар, пахнущий терпким смольем.
Облас был спущен на воду. Отплывал Иткар от берега Сенче-Ката утром. Заставляло его идти самосплавом по таежной реке то, что он все еще надеялся обнаружить где-то в берегах признак выброса нефти на дневную поверхность.
Вода в северных реках колыхнулась на убыль, и течение стало более сильным, резвым. Иткар надеялся, если не придется где-то задержаться, приплыть к устью Чижапки на седьмой день. Выйдет он на Вас-Юган и там в одном из ближних селений дождется рейсового самолета и улетит на Новый Юган, а уж оттуда, можно будет договориться, подкинут в Кайтёс.
Журчит напевно и весело вода под носом обласа: бу-уль, улю-лю. Один взмах весла, второй, третий… Быстро несется облас. Быстро гонит свои воды на убыль таежная дикуша Чагва, Белая Речка по-русски. Мелькают заводи с берегами, поросшими ярким краснопрутником, уплывают за спину береговые кромки, обжитые соснами. Зорко всматривается Иткар в береговые спады, крутояры, близко прижимает облас к безмолвным берегам. Ритмично постукивает желна, черный дятел, о дуплистый кедр.
На другой день, утром, выплыл Иткар на широкий простор Чижапки, позади осталась узкогорлая Чагва, причудливая река, с берегами из белоствольных берез. И вот Иткар на большой воде. Снова резво несется долбленая посудина с попутным течением, что осенний лист по ветру. Ровно и упруго опускается весло в густо-коричневую воду реки – спешит облас на новый простор, к новой большой реке – Вас-Югану.
Вечером Иткар решил заночевать на знакомом месте. Когда-то на берегу со вздыбленной гривой-холмом было пролито немало поту. Четырнадцать лет назад, в семи километрах от берега, бурилась скважина. И захотелось Иткару побывать там, посмотреть и подумать кое о чем.
Натянута легкая брезентовая палатка. Горит рядом небольшой костер. На обломке доски, выброшенной рекой, стоят чайник, котелок с остатками лосиного мяса. Сидит Иткар у костра, курит трубку, а мысли его там, в тех осенних днях, которые остались позади расстоянием в четырнадцать лет. Он в то время хотя и считался молодым геологом, но уже был умудрен жизненным опытом и работой в Улангаевской нефтеразведке.
Потрескивают угасающие в костре угли. Эти звуки напомнили Иткару треск мороза: трещали лыжи, скользя по ледяному снегу; трещала тогда на спине пропитанная потом и замерзающая телогрейка. Где-то вот на этом берегу он ставил палатку в снежной яме, около поваленного на дрова сухостойного кедра. Холодное, с густой изморозью-кухтой на деревьях, было то утро, и трещал лед, вспучиваясь из ведра. Внутренность палатки заиндевела, покрылась снежным мхом.
Уплыли от Иткара трескучие зимние морозы, и видел он себя уже на барже, которую надсадно тащил буксирный катер. Палуба была загружена оборудованием для буровой, были на ней также трактор, бульдозер, вездеход, четыре жилых балка… В то время Улангаевская разведка считалась «невезучей». Все площади, на которых работала разведка, практически оказывались бедными, малопродуктивными. Тогда Иткар предложил: необходимо выходить на новые, южные площади. А эти площади в то время совсем не были подготовлены геофизиками. Риск! И нашлись опытные геологи старшего поколения, которые поддержали Иткара.
Всплеснулась у берега щука. В затопленных кустах испуганно вскрякнула утка. Запоздалый чирок-свистунок пролетел низко над водой – с-сш, с-уу – и шлепнулся мягким всплеском в заводи на затемненный водотоп.
Тихо журчит и плещется речная вода, подтачивая упругие, обновленные берега. Несет полноводье Чижапка на убыль, на скат. И несет она свои воды так же, как несла не одно тысячелетие. Иткару этот плеск воды снова навеял далекие годы. Была тогда славная, солнечная осень – бабье лето. Обмелела таежная река Чижапка, перекат за перекатом лег. Буксирный катер осторожно тянул баржу. На речной посудине чувствовали себя люди тревожно… Лениво, как бы ощупью, ползла баржа, спотыкаясь у каждого переката, как хромая, болезненная лошадь перед взгорьем. И вот он, самый опасный перекат Резу. Где та точка, которую рекомендовали сейсмологи после долгих споров, не знал тогда Иткар. Была произведена выгрузка оборудования на правом берегу Чижапки. Но, оказывается, точка была «переиграна». И когда это стало известно Иткару, и когда он все взвесил и уточнил, то оказалось, что нужно все оборудование, очень громоздкое, тяжелое, перебрасывать на другой берег и уходить на семь километров в глубь материковой тайги.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу