Анатолий Курчаткин - Полёт шмеля

Сперли — другого объяснения не оставалось. И кто это сделал? Самое главное, свободным от подозрения не мог быть никто из ребят труппы…

Лёнчик разгримировался, переоделся, костюмерша спорола с его сценических туфель пряжку — с условием, что туфли завтра же вернутся к ней, — и он отправился домой в тяжелых, на толстом высоком каблуке ботинках мольеровского Октава.

Они шли вместе с Колькой Акимовым, и Колька Акимов, утешая Лёнчика, говорил, что никто из ребят их труппы не мог этого сделать, да если кто-то из труппы, то как он будет, приходя в драмкружок, Лёнчику в глаза смотреть, нет, невозможно! — и Лёнчику тоже хотелось так думать, так, собственно, и думалось, но если никто из ребят, то кто?

— Ух, как я о них мечтал, Колька! — не в силах держать внутри боль, что раздирала его, выкрикнул-простонал он. — Как я мечтал! Ты представить себе не можешь, как я мечтал!

— Ты о них слишком мечтал, — сказал Саса-Маса, — потому они у тебя и не задержались. В жизни вообще не нужно о чем-то слишком мечтать, то, что нужно, она тебе даст сама. А если слишком — непременно получишь по кумполу.

Он теперь часто выдавал такие вот философские заключения. На все у него был свой взгляд и свое твердое суждение, и Лёнчик рядом с ним временами терялся.

— Как это так — не мечтать! Что за жизнь без мечты, — бурно отреагировал он.

— А так. Жить, да и всё. Там, — с улыбкой показал Саса-Маса вверх, — не любят, когда уж слишком мечтают. Потому с коммунизмом у нас что получится? Точно по анекдоту: чем ближе к нему — тем он от нас будет дальше.

Это был такой анекдот из серии «Армянское радио», с удовольствием его друг другу рассказывали: «Армянское радио спрашивают: „Есть ли разница между коммунизмом и горизонтом?“ Армянское радио отвечает: „Никакой. Чем ближе и к тому, и к другому подходишь, тем дальше он от тебя отодвигается“». Успехом пользовался и другой анекдот из той же серии: «Армянское радио спрашивают: „Какой самый короткий анекдот в мире?“ Армянское радио отвечает: „Коммунизм“», — но анекдот — это всего лишь анекдот, посмеяться — и забыть, мало ли чего не скажешь ради смеха, судить жизнь по анекдоту всерьез нельзя.

— Ты не прав, — сказал Лёнчик. — Не надо понимать коммунизм как земной рай. Просто такое общество, где все равны и у всех есть все необходимое. Хлеб вон в столовых и сейчас уже бесплатно лежит. А общественный транспорт бесплатным только к восьмидесятому году обещают. Но если хлеб бесплатно лежит, что же, не смогут транспорт бесплатным сделать?

Осенью, в начале их десятого класса, в Москве прошел двадцать второй съезд КПСС (в честь чего улицу сталинского соратника Ворошилова, выведенного из Президиума партии, тут же переименовали в улицу имени XXII съезда), съезд длился целых две недели, отчеты с него каждый день печатались во всех газетах, но главное, на съезде была принята новая программа партии — Программа построения коммунизма в стране, в программе так и говорилось, что общественный транспорт через двадцать лет станет бесплатным.

— Пусть вот этот общественный сначала станет бесплатным, тогда поглядим, — ответил Лёнчику Саса-Маса.

Они шли из школы домой. Саса-Маса нес за ручку туго набитый тетрадями и учебниками черный дерматиновый портфель, Лёнчик, держа двумя пальцами за край, помахивал небольшой, с округлыми краями пупырчато-желтой папочкой на молнии. Учебники в эту папочку не помещались, только несколько общих тетрадей, но он, как начал еще в восьмом классе ходить в школу с ней, так и ходил. Папка словно бы означала независимость, свободу от тесноты школьных правил, ты вроде и ходил в школу, но и не подчинялся ее уставу. Сейчас, в десятом классе, с папками ходили уже многие, но все же не с такими, а ощутимо объемней. С такими, как у него, ходили во всем классе еще двое — Паша Колесов и Славка Дубров — с ними Лёнчик, в основном, сейчас и водился. Несмотря на то происшествие в начале четвертого класса, когда Дубров с Малаховым мстили ему за Сеничкина. Но он тот был как бы не он, и происшедшее с ним тогда было не с ним, а с кем-то другим. Папки объединяли Лёнчика с Пашей и Славкой в некую группу, в партию, — никто не решался ходить с такими, они ходили, и оттого теперь Паша и Славка следом за Лёнчиком шли в классном мнении по разряду стиляг . Хотя его твидовый черно-зеленый клетчатый пиджак уже давно был переплюнут другими. Школьную форму из всего класса носили лишь двое-трое. Одним из них был Саса-Маса. Он носил ее с какой-то особой подчеркнутостью, она была его взглядом, его суждением; и так же подчеркнуто, словно высказывая свое мнение, только молча, уже не первый год держался он в стороне от Лёнчика. Но враждебности в нем не было, иногда случалось неожиданно разговориться, и тогда все было, как прежде — в те времена, когда, казалось теперь Лёнчику, он, Лёнчик, был не он.