Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза

Где еще в Токио найдешь подобное место? Такое же необычное? Можно, конечно, снять квартиру и превратить ее в свое тайное убежище. Но это казалось ему пресным и вряд ли доставило бы удовольствие. Снять квартиру, чтобы убивать время, сидя там в полном одиночестве, скучать, пытаться как-то развлечь себя — одна мысль об этом была нестерпима. Другое дело — облюбованная им комнатка на втором этаже «Аллеи»: не покидавшее его там чувство, будто он тайком вторгается в чужое жилище, делало еще более притягательным пребывание в ней, это неведомое никому место позволяло ему лениво отдаваться всплывающим одно за другим воспоминаниям…

«Аллея». Что стоит за этим названием? Ни одна загадка в последние десять лет так не мучила Энокиду. Может быть, когда-то владельцем кофейни был некий господин Намики? [24] Намики — по-японски «аллея», «бульвар». А может быть название связано с тем, что вблизи и в самом деле была настоящая аллея? В любом случае, думал Энокида, это название очень подходило кофейне.

На платформе станции Угуисудани в ожидании поезда он слушал, как высоко в голубом небе, перекрывая земной гул, пел свою бесконечную песню жаворонок, и до него вдруг дошло: хозяйка кофейни умерла.

Namiki by Hisaki Matsuura

Copyright © 1996 by Hisaki Matsuura

Однопутка Биёро — Хоромаи в черте города идет параллельно с основной линией.

Сверкающий стеклами курортный экспресс, поравнявшись с тепловозом серии КХ-12, обгоняет его медленно, будто желая вдоволь налюбоваться этой диковиной.

То ли это случайная прихоть расписания, то ли так было задумано специально, чтобы порадовать взоры едущих из города лыжников — пассажиры экспресса, гроздьями свисая из окон, не отрывают глаз от ярко-красного — цвета, принятого на старых железных дорогах, — локомотива. Вот экспресс приближается к развилке, где линия Хоромаи резко сворачивает влево, и в его широких стеклах мелькают вспышки сразу нескольких фотоаппаратов.

Рейсов до Хоромаи всего три, и КХ-12, отправляющийся в восемнадцать часов тридцать пять минут — последний из них.

— Надо же, ну дают! Нашли что снимать! А, начальник? — проводив взглядом быстро удаляющийся по снежной равнине экспресс, молодой машинист поднял глаза на Сэндзи, стоявшего на месте помощника.

— Ну уж ты хватил! Как это «что снимать»? Ведь наш КХ-12, считай, теперь вроде памятника культуры. Некоторые даже с Хонсю сюда приезжают, чтобы только поглядеть на него.

— А чего тогда закрывают нашу линию?

— Какие-то сложности — то ли интенсивность движения не та, то ли дело в рентабельности.

«Да уж…» — и машинист, подняв руку, ткнул большим пальцем себе за спину в сторону единственного вагона. Там не было ни души, пустые зеленоватые сиденья поблескивали в тусклом свете флуоресцентных ламп.

— Кто бы такое говорил, только не начальник центрального вокзала Биёро… — сказал он.

— А что?

— Да ведь на линии Хоромаи отродясь не было никакой ихней дерьмовой интенсивности! Я уже четвертый год работаю, и в школьные каникулы тут всегда так. Чего же они именно теперь придумали закрывать линию?

— Кто их знает? Думаю, нас до сих пор не трогали только благодаря былым заслугам. Ты-то ведь сам из Хоромаи, небось помнишь, как тут жизнь кипела в прежние времена.

Процветание Хоромаи, конечной станции местной железной дороги, началось в эпоху Мэйдзи, тогда этот городок быстро вырос в один из самых значительных центров каменноугольной промышленности на Хоккайдо. По железнодорожной ветке длиной в двадцать с лишним километров, вдоль которой располагалось шесть станций, непрерывно курсировали паровозы Д-51, до отказа груженные углем. Теперь же по ней ходил один-единственный тепловоз, утром отвозивший старшеклассников в школу, а вечером привозивший их обратно, и все промежуточные станции обезлюдели. С тех пор как закрылась последняя шахта, прошло десять лет.

— Я слышал, Отомацу-сан со станции Хоромаи в этом году уходит на пенсию. Наверное, потому и…

— Ну вот, и ты туда же. Нечего повторять за другими. Да и кого в Саппоро волнуют такие вещи?

КХ-12 больше из чувства долга, чем по необходимости, остановился на пустынной станции Северная Биёро.

— Ну и снегу! Хоть бы почистили платформу, того гляди ее совсем занесет.

— Да ладно, плевать. Внимание, внимание! Поезд отправляется! — зычно закричал Сэндзи, поторапливая несуществующих пассажиров. Неожиданно громко запыхтев, КХ-12 снова заскользил по снежной равнине.