Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза

…На втором этаже кофейни «Аллея» Энокида погружался в подобные воспоминания, они приходили одно за другим, но, как ни странно, такое времяпрепровождение не тяготило его. А мысль о том, что и ныне, как в своей прежней жизни, он абсолютно одинок, даже показалась ему отрадной.

С сожалением подумав, что пора уходить, Энокида вышел из комнаты и спустился по лестнице вниз. Молодой подавальщицы уже не было. Уплатив за кофе не ахти какую сумму, он пытался разговориться с подавальщицей постарше, по всей видимости хозяйкой кофейни. Это была уже порядком потрепанная жизнью женщина лет сорока пяти.

— Надолго я у вас застрял, — сказал он, но она лишь улыбнулась в ответ:

— Да будет вам…

Энокида вышел на улицу. Лил дождь, и в скверике было уже пусто. Ориентируясь по гудкам поездов, он направился к станции, сворачивая то вправо, то влево. Он был так погружен в себя, что невольно оторопел, оказавшись на улочке, где со всех сторон его окружали маленькие, сомнительной репутации отели с навязчивой неоновой рекламой.

С тех пор по настроению Энокида заходил в кофейню «Аллея». Раз или два в месяц, когда выпадало свободное время, он не спеша шел вечером от станции Ниппори до угла, открывал дверь кофейни, снимал обувь, поднимался на второй этаж и курил там, облокотясь на столик; иногда брал с собой книгу, но в нее редко когда заглядывал, просто сидел и думал — ни о чем. Со временем календари на стенах менялись. Однажды зимой поздно ночью заглянув в «Аллею», Энокида обратил внимание на невесть откуда появившуюся тут печурку, а когда наступило лето, заметил вентилятор. На первом этаже, бывало, сидели один-два посетителя, кое-кто держал перед собой развернутую спортивную газету; на второй этаж, однако, никто никогда не поднимался, так что чье-либо общество Энокиде не грозило.

Эту убогую десятиметровую комнатку Энокида стал воспринимать как свою персональную комнату отдыха. Есть же на вокзалах и в аэропортах комнаты отдыха и залы ожидания, в кинотеатрах и больницах — помещения для курения; вот и у него в Токио в кофейне «Аллея» имеется собственная комната, пусть маленькая и не очень опрятная. Эта мысль радовала Энокиду. В Италии, во Флоренции есть знаменитый монастырь с фресками этого… как его?.. Фра Анджелико. Для размышлений о Боге и общения с ним монастырь располагает двадцатью — тридцатью кельями. Обстановка в них скромная: кровать, стол да стулья. Но в каждой келье Фра Анджелико оставил свои великолепные фрески. Много лет назад, посетив эти места, Энокида живо представил себе, как богопослушные монахи-затворники дни напролет проводят в этих тесных каморках, и почувствовал в этом своеобразную прелесть. И еще ему подумалось тогда, что вряд ли созерцание чувственных цветов и линий способствует рождению аскетических мыслей. Ну а вдруг именно в раскованных чувствах, которые вызывают такие цвета и линии, — вдруг именно в них скрыта таинственная составляющая Веры? Это может показаться несколько смешным, но в комнатенке на втором этаже «Аллеи» он сам невольно предается таким же аскетическим и благостным мыслям, как монахи средневекового итальянского монастыря. Разница лишь в том, что «Аллея» не предназначена для бесед с Богом, здесь можно лишь полностью отдаться расслабляющим воспоминаниям.

Молодая подавальщица, с которой он столкнулся первый раз, незаметно исчезла, ее сменила другая, ту — третья… Энокида и не пытался запомнить их всех, но неизменно в памяти оставалась женщина в летах. Кажется, ей приходилось по несколько месяцев работать одной. Не так уж часто посещал Энокида «Аллею», но по прошествии некоторого времени хозяйка, встречая его в дверях, стала улыбаться ему как давнему знакомому, ни словом, правда, не выдавая особой симпатии, что отнюдь его не огорчало. Обычно между постоянными клиентами и хозяевами подобных заведений устанавливаются вполне доверительные отношения, происходит обмен любезностями и все такое прочее. Энокиде это было бы в тягость и казалось бы чем-то провинциальным. «Добрый день!», «Пожалуйте!» — вполне достаточно.

Так прошло ни мало ни много десять лет; само собой, и хозяйка «Аллеи» поседела, и в волосы Энокиды закралась седина. За все эти годы ничего, кроме кофе, Энокида не заказывал.

Зима в тот год была очень холодной, морозной. Только раз Энокида зашел в кофейню. А потом — дело было уже в середине мая, стояла ясная погода — после долгого отсутствия, к тому же днем (что совсем удивительно!), Энокида, оказавшись на углу улицы Инэгиси, прошел чуть вперед к знакомому дому, но… таблички «Кофейня „Аллея“» не увидел. Дом, ставший для него почти родным, опустел и стал похож на все прочие вокруг. Заглянув в дверную щель, Энокида разглядел пустую комнату без столов и стульев; опорожненные бутылки, бумага и другой хлам довершали впечатление полной разрухи. Чувствовалось, что сюда давно уже не ступала нога человека. Толкнул провисшую дверь — она не поддавалась: либо на ключ была заперта, либо перекосился дверной проем. Толкнул еще раз, посильнее — дверь никак не открывалась. Энокида вспомнил, что такое уже бывало. Может и сегодня здесь выходной? Или кофейню закрыли на ремонт? Однако все говорило о том, что «Аллея» закрылась навсегда. Энокида направился к станции Угуисудани, с каждым шагом все сильнее ощущая горечь и досаду.