Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза

Мрачно посмеиваясь, запыхавшиеся педики как ни в чем не бывало вновь принялись фланировать туда-сюда в компании своих приятелей и сводников, прочно занявших этот район. Они покачивали бедрами и приставали к прохожим. То ли оттого, что мы выглядели как деревенские простаки, то ли оттого, что бросали по сторонам жадные взгляды, один из них, здоровенный, с жирной шеей, прилепился к нам, как водоросль:

— Куда направляемся? Может, вместе развлечемся?

Хван неопределенно ухмыльнулся. Он был слегка пьян, и в глубине его зрачков стояли лужицы желания. Намерение добавить новую порцию алкоголя в начинающую трезветь утробу вело нас на поиски подходящего заведения.

Мы нырнули в похожий на лабиринт тупичок, где в ожидании посетителей беспорядочно теснились распивочные, мелкие забегаловки, бары, закусочные и прочие мрачновато-грязные заведения. Все здесь было пропитано мерзостью, круто замешенной на зловонии слитой мочи, поноса и блевотины, харканья, крови, выбитых зубов. Под звуки «Сеул & Сеул» бились, как в агонии, хиппующие длинноволосики и облаченные в новомодные одежды двуполые существа, определить изначальную принадлежность которых к какому-то полу уже не представлялось возможным. Бродили здесь и добропорядочные горожане. На фасаде одного из заведений громадное чудовищ е-тотем изрыгало изо рта огонь, неоновые рекламы беспорядочно вспыхивали, как детские петарды.

— Господа, у нас сегодня открытие, все девочки no panty. [1] Без трусиков (англ.) Обслужим по полной программе — не желаете заглянуть? — назойливо зазывал прохожих молодой человек в «бабочке». Происходило все так, словно горячий длинный язычок хамелеона в мгновение ока отлавливал в толпе пьяненьких, с болезненной одержимостью приплясывающих перед витринами, где многократно отражалось их изображение. Ловкая работа!

Внезапно около гостиницы для парочек из тени кустов раздались душераздирающие стоны. Там, прикрывая руками низ живота, валялась сбитая наземь женщина, а какой-то громила мафиозного вида топтал подошвами ботинок ее лицо с кровоточащими губами. Из горла женщины рвался прерывистый стонущий вопль. Прохожие, стоя поодоль, наблюдали за этой сценой со стороны, словно перед ними разыгрывалось нечто диковинное. Женщина вцепилась в ногу бандита и попыталась удержать его, а тот, разошедшись, швырнул ей в изуродованное лицо содержимое мусорного мешка и, обернувшись к прохожим, в момент разогнал их злобным окриком:

— Дерьмо вонючее, вам что здесь, представление? Пошли вон, сукины дети!

— Прямо-таки тошнит меня от таких сволочей. В былые времена мы бы не прошли мимо молча. Тоже постарели, видно, — с горечью произнес Хван. Защитник женских прав, он сочувствовал бедняге, с которой так жестоко обошлись.

Пересекая площадь перед театром Кома, мы на минуточку задержались у киноцентра — взглянуть на рекламные кадры из фильмов. Изучили все добросовестно. Нам предстала череда изнурительных сцен с красотками в призывно откинувшихся позах, с выражением наигранного восторга на лицах.

— А эти, посмотри-ка, — тоже мне акробаты. Ты так можешь? Я и сам раньше из интереса по-разному пробовал, а сейчас только начни — сразу радикулит разобьет. Конечно, кто для клиента старается, тот по-всякому извернется — хоть задом наперед, хоть в воде. А я в этом смысле теперь курица вареная. Раздеться и то лень. Так тихо-тихо — и совсем с сексом распрощаешься, — разглагольствовал Хан, упершись при этом взглядом в бедра идущей впереди молодой женщины, напоминавшей бойко резвящуюся рыбку.

— От эдакой задницы у меня прямо встает. Вообще-то такое не в моем характере. Но тут уж ничего не могу поделать. Чем больше подавляешь, тем ближе взрыв. Это как революция угнетенных масс.

В витрине одной из закусочных было выставлено несколько десятков огромных крабов. На углях жарились креветки на вертеле, у входа бродили зазывалы с повязками на головах и, в такт хлопая в ладоши, приглашали: «Добро пожаловать! Добро пожаловать!» Поддавшись на их бодрые возгласы, мы вошли. Уселись перед накрахмаленными салфетками, посмотрели меню — длинный перечень изысканных морских блюд. Первым делом заказали пиво — промочить горло. Едва отхлебнув, Хван принялся болтать без умолку. Принесли еду.

— Я сегодня угощаю, ешь давай, — Хван принялся подсовывать мне блюда, которые появлялись одно за другим. Жирный тунец, ломтики сырой каракатицы, рубленая макрель, лобстеры в сое, кусочки мороженой камбалы, горшочки Исикари… [2] Исикари — местность на Хоккайдо, известная своей рыбной кухней. (Здесь и далее прим. перев.) Ем я мало, и при одном только взгляде на всё это изобилие мой аппетит резко пошел на убыль. Хван же, взглянув на блюда, досадливо прищелкнул языком.