Дмитрий Липскеров - Мясо снегиря (гептамерон)

Еще более грустно, что, продумывая себя, как Предмет, вдруг вспоминаю, что дочки у меня и нет вовсе, и день начинается без утренней любви, и год так начинается…

Что касается ночной женщины, то она определяется количеством ночей. Это количество считано, но высасывает из меня капля за каплей любовь, допивая драгоценность обычно к зиме, оттачивая мое мастерство в ощущении смерти.

Три года назад.

Еще два…

Месяц…

Одиночество убивает меня… Кажется, что отпущенная мне минута исходит последней секундой… Песчинки три осталось с огромного океанского пляжа…

Лишь только недавно улетела белой птицей Пуховая, а я в фантазиях тороплю свой смертный час.

Одиночество зимы — это как грустный Пушкин в унылом Михайловском, а Гончарова в шумном Петербурге шелестит платьями по штучному паркету. Зло берет!..

Как он умирал, зная, что она, такая молодая, с таким сладким лоном, останется одна на десятилетия без него?.. Он успокаивается лишь тем, что хоронить его будет вся страна…

Но есть во мне, в моем предмете, в его сырой кровавой середине нерастраченный запас стратегической любви к будущей шестилетке, которая непременно станет каждое утро приносить мне весну с бесконечным небом любви непреходящей, и осознаю я себя наяву и во сне — Предметом Божьим и никогда не усомнюсь в этом! И пусть впереди то, чего я так страшусь!

И когда он придет, мой последний час, когда секунда кончится, и последняя песчинка сорвется в пропасть, верую, что увижу лицо своей матери, которая возьмет мою руку, слегка потянет за пальцы, я оттолкнусь от земли и устремлюсь в бесконечном полете за ней, доверившись, рыжей всей душой, всем духом своим! И пусть мне во след не машет руками в прощании вся страна. Черт с ней! Главное, чтобы моя дорогая, любимая Шестилетка, пусть она вспоминает только!.. Пожалуйста!..

Кто приходит за маленькими детьми, если они умирают вперед матери?

За ними не приходят, за ними прилетают ангелы.

— Хочешь нырнуть сегодня вместе со мною? — спросил ее с утра.

Муся протяжно зевнула и ответила, выгибаясь в кровати, будто кошка:

— Я люблю делать все, что любишь ты! Погружение в воды Красного моря отложилось,

так как мы занялись тем, для чего созданы мужчина и женщина…

Потом завтракали яичницей, кофе и круассанами, качаясь на волнах в старой египетской кастрюле, называемой у них яхтой.

— Правда, нырнешь? — уточнил.

— Ну, конечно, без акваланга! — улыбнулась. — В маске и с трубкой! А ты будешь меня охранять!

— Годится.

Я напялил снаряжение, проверил давление в баллонах и прыгнул в синие воды. Она последовала за мною, в легком купальничке, в масочке, похожая на лягушечку. Такая любимая девочка.

Муся плыла, не обращая на меня никакого внимания, наслаждаясь морским пейзажем. Ее ноги грациозно рассекали воду, а я все не мог оторвать от нее глаз, болтался под поверхностью…

Пересилил себя, пошел ко дну, показывая ей всяких диковинных обитателей соленого моря.

Она смотрела сверху, а иногда на что-нибудь особенно интересное, ныряла ближе ко мне, задерживая дыхание.

Я удивлялся, какие у нее сильные и красивые ноги… Хотел сегодня обязательно подстрелить тунца на обед, а потому сжимал рукоятку ружья крепко.

А потом нашел мурену. Длиннющая, метра два, она лениво и высокомерно скользила вдоль самого дна, иногда заглядывая за кораллы.

Я замахал рукой, мол, смотри, Муся, мурена, ты видела мурену?!!

Она сама уже разглядела редкую рыбину и плыла на глубину.

Она держала меня за руку, чтобы не всплыть, улыбалась мурене и всему миру.

А потом мурена сделала бросок в нашу сторону, обнажив ряд острых кривых зубов. У меня сработала реакция, и я выстрелил в агрессора.

Как Муся оказалась между мною и муреной, я до сих пор не могу понять!

Полуметровая стрела, разгоняемая газом, вонзилась Мусе прямо в грудь. Хлынула кровь, растекаясь в морской волне кружевами. Муся удивленно смотрела на меня, мол, за что, как это ты так неловко!..

Мой мозг ожгло расплавленным свинцом, я выплюнул загубник и выпил море…

В последний свой миг я вспомнил, как познакомился с юной артисткой Мусей, как мы смотрели вместе мой любимый фильм «Смерть в Венеции», как она в унисон со мною плакала в финале… Я вспомнил, как она читала мои книги и говорила, закусив губы: «Какой ты отличный писатель!» Она здорово сошлась с моими детьми, особенно с дочкой, покупала им всякие классные подарки, и сама была мне Божественным подарком!..