Юрий Коротков - Седой

Молодые «гусиным шагом» двинулись по казарме.

— Быстрее! Быстрее, я сказал! — Земцов пинками подгонял отстающих. — Руками не помогать!

Задыхаясь, то и дело падая на колени, молодые кружили по проходу.

— Будете ходить, пока вот эти, — Земцов указал на Иванова и Александра, — не встанут!

— Эй, вставайте, вы! — тотчас послышались сдавленные, задыхающиеся голоса молодых. — Слышь, Иванов!.. Что, лучше всех, да? Ты, профессор!.. Мы за вас, да? Падлы!

Земцов победоносно ухмылялся…

Утром, когда Иванов и Александр, голые по пояс, возвращались из умывальника, Иванова окликнул из. сушилки Важинас:

— Седой, это твой комбинезон, что ли, или нет?

Иванов шагнул в сушилку, тотчас возникший сзади Никишин затолкнул следом Александра, и дверь захлопнулась. В душной тесной полутьме, между висящими на длинных штангах комбинезонами и бушлатами собрался весь призыв. Иванов оглядел одногодок и усмехнулся.

— Ну?

— Мы уже говорили с тобой, Седой, по-доброму, — сказал Важинас. — Мы за вас терпеть, что ли?

— Нравится — терпи, — ответил Иванов.

— Ребята… — начал было Александр, но в этот момент кто-то накинул на них сзади шинели, и тотчас налетели все, путаясь в висящей одежде, мешая друг другу…

Иванов с помощью суконки и мелового порошка драил краны в умывальнике. Из сортира вышел Земцов, застегивая ширинку, вымыл руки под чистым краном.

— Давай-давай, Седой. Чтоб как котовьи яйца блестели!

— А как котовьи яйца блестят, товарищ сержант? — насмешливо спросил Иванов. — Я не приглядывался.

Земцов шагнул к нему, Иванов тотчас выпрямился. Они стояли лицом к лицу. Иванов бросил быстрый взгляд на приоткрытую дверь, за которой слышались голоса казармы.

— Что, боишься — своих кликну? — усмехнулся Земцов и ногой захлопнул дверь. — Я таких, как ты, один троих делал на танцах, понял? Ты что думаешь, я тебя испугался? Может, махнемся один на один, а, Седой?

Иванов невозмутимо сыпал порошок на суконку.

— Ну, чего, Седой? А, давай? Бздишь?

В умывальник заглянул Давыдов.

— Исчезни! — заорал Земцов, и Давыд исчез за дверью. — Или другану своему побежишь жаловаться?

— Что-о? — обернулся Иванов.

— Ой, какие мы глазки делаем! — осклабился Земцов. — Мы не знаем ничего! И кто папаша у него — не знаем!

— При чем тут его отец?

А-а! — развеселился Земцов. — И что командующий округом звонил сюда, еще когда вас не привезли? Не знал, да? Если чего будет — накрутить обещал на полную катушку? И что командир дедов собирал после того? — он мотнул головой в сторону казармы.

Иванов молча смотрел на него.

— А ты не промах, Седой! Корешка нашел — что надо! — Земцов перестал улыбаться, — Что, думал — герой, да? Матросов, твою мать! Если бы не этот сучонок маршальский, давно убили бы тебя здесь, понял?

— Деды-ы!! — раздался за стеной истошный вопль Бутусова. — Прика-а-аз! Дембиль!!

Земцов кинулся из умывальника. Из-за распахнутой двери донесся ликующий рев казармы.

— Дембиля-а-а!! С приказом! Суслы, шнурки, черпаки — готовьте жопы!

Растерянный Иванов со своей суконкой вышел в коридор. В казарме орали, обнимались, кидали вверх шапки, подушки. Уже начинался ритуал посвящения в следующее «звание»: Чоботарь стоял, согнувшись в три погибели, отклячив зад, а Давыдов, намотав ремень на руку, изо всех сил лупил его пряжкой по пятой точке.

— Один… Два… Три… — считал Чоботарь, охая и мелко переступая от боли ногами, — Ой, потише… Четыре… Ой, не могу…

— Терпи, шнурком будешь!

— Пять… Полгода! — Чоботарь разогнулся, потирая двумя руками зад, улыбаясь сквозь слезы. Давыдов торжественно расстегнул ему крючок гимнастерки и обнял, похлопывая по спине.

К Чоботарю тут же подлетел Бутусов со своим ремнем, а Давыдов бросился посвящать кого-то еще из молодых. Со всех сторон слышались звучные, хлесткие удары, кругом обнимались, поздравляли и снова лупили.

К Иванову подскочил радостный Люкин, занес ремень. Иванов резко обернулся, сжав кулак.

— Ты чего, Седой! Положено же!.. Не порть праздник! Ну, давай символически… — зашептал Люкин. — Суслом же останешься… Эх, Седой, дурак ты…

Иванов и Александр мылись, сидя на лавке в бане. Остальные мылись стоя: на задницах багровели огромные, жуткие кровоподтеки, местами отчетливо отпечатались звезды. Тем не менее в бане царило радостное возбуждение.

— Скоро сусликов привезут, — хихикнул Чоботарь.

— У-у! — Никишин с кровожадной физиономией скрутил мочалку.

— Черт, болит, а?..