Питер Ватердринкер - Кольцо Либмана

Язык был не русский, ни капельки не похож. Женщина казалась сотканной из лучей, проекцией волшебного фонаря. И в то же время она оставалась самой настоящей Ирой Ивановной, той, что подобрала меня на улице и которую я с каждой секундой, с каждой минутой все больше… Вопреки всем грозящим мне подводным рифам… Она вдруг перешла на немецкий, но я не испугался; когда блюдечко под нашими пальцами пришло в движение, это показалось мне восхитительным и в то же время совершенно естественным чудом.

— Алле, дядя Кутя, это вы?

— Nein, [51] Нет (нем.). — ответила блюдечко, с шуршаньем мельтешившее среди букв то в одну, то в другую сторону.

Ира потихоньку переводила. Она расшифровывала шорохи с той же легкостью, с какой читала газеты.

— Кто же тогда? — спросила она. — О Всемогущий, кто?

— Меня зовут Бендерс.

— Для чего вы здесь?

Блюдечко не двигалось, банально-безжизненно замерев под нашими пальцами.

— Для чего вы здесь? — снова повторила Ира.

Чуть поколебавшись, блюдечко снова пришло в движение.

— Я здесь ради проекта «Тасис», — изрекло оно. — Однако теперь, прекрасная госпожа, мне пора в путь. Проложили в конце концов этот чертов туннель святого Готтарда или нет? Я сейчас немедленно отправляюсь к Ницше кое-что уладить… — блюдечко под нашими пальцами снова замерло как вкопанное.

На лице Иры появилось страдальческое выражение. По ее шее с пульсирующей жилкой заструился пот. Вздохнув, она попыталась начать все с начала.

— Госпожа Эва Финкельштейн, это вы?

— Кто-кто? — переспросило блюдечко.

— Фин-кель-штейн, — торжественно, дрожащим голосом повторила Ира. — Супруга Йоханнеса Либмана…

Но фарфоровая тарелочка, казалось, уже сама запуталась. Она вдруг спросила: «Алле, Саша, как дела? Помнишь, как ты с нами в казино в Мурманске?» И еще: «Я возьму себе на время твоего шамана. Ничего?» Блюдечко начало как безумное крутиться между буквами X и А. Кто-то или что-то, двигавшееся под нашими пальцами, над нами просто-напросто потешался: «Ха! Ха! Ха!»

— Я прекращаю! — сердито воскликнула Ира. Она вскочила, подошла к окну и резко отдернула занавески. — Черт побери, тут вмешался какой-то шутник. Продолжать не имеет смысла… Она смотрела на меня, моргая ресницами.

— Послушай, Йоханнес, — произнесла она, чуть помедлив, — а ты во время сеанса не думал про себя о чем-то еще? Ты соблюдал наш уговор?

— Конечно, соблюдал — пробормотал я, уверяя ее, что делал все именно так, как она меня просила. — Как мы теперь поступим? Может быть, попробуем еще раз чуть позже?

Ира заметалась по комнате, как волнистый попугайчик. «Что они там на кухне все время кипятят? — возмущалась она. — Может быть, гигиенический пояс? До чего мерзкий, трупный запах!» Я никогда прежде не видел ее такой взволнованной, даже слегка истеричной. «Женщина — существо истерическое, малыш», — словно откровение сообщил мне отец, когда мне было всего семь лет. Ну и что? Большинство мужчин тоже неврастеники.

— Ира… — мне захотелось сделать ей признание. — Милая Ира, послушай…

Но она меня не слушала.

— Ладно, пойдем немного пройдемся.

Ира стояла передо мной, закутанная в зимнее пальто с бобровым воротником, держа в руках, словно младенца, мой скрученный плащ.

— Мы должны очистить снегом наши души. Природа — вечная девственница. И не забудь надеть своего кролика. Ветер сейчас северный, режет как бритва.

Во второй раз опять ничего не получилось. Когда мы через полтора часа снова уселись друг против друга и почувствовали наконец первые вибрации блюдечка, в коридоре громко хлопнула входная дверь. Это вернулся домой пьяный Андрюша, тот самый русский с затравленным выражением лица, который работал в порту и жил в комнате, похожей на пенал, между счетчиком и туалетом. Я видел его мельком, может быть, раз шесть — он всегда старался прошмыгнуть мимо, не здороваясь. Сейчас на него во всю глотку, с переливами, орала Лиза Уткова.

— Боже мой, да что же это такое? — воскликнула Ира, накидывая себе на плечи шерстяной платок и выбегая в коридор.

Я послюнявил большой и указательный палец и начал тушить свечи. Благородная профессия, — подумал я, — священник. Тем временем за дверью было слышно, как женщины налетают друг на друга словно бойцовые петухи на арене. Вначале русский еще пытался вставить порой какое-нибудь словцо, но вскоре его голос умолк. Через несколько минут Ира, с горящими как помидоры щеками, вихрем ворвалась в комнату.