Макc Гурин: Псевдо

Но то, что бытие второго пути осуществляется совершенно сразу по возникновению ничтожнейшего мозгового импульса, направленного на создание представления о чём бы то ни было вообще, и, в частности, о самореализации, т. е. то, что между желанием представить себе НЕЧТО и возникновением этого представления о НЕЧТО отсутствует время как категория, наводит на мысль, что здесь мы имеем дело с чем-то таким, что абсолютно превосходит даже саму идею бога (конечно же, нашу идею), т. к. изначально существует в другой, более тонкой области сознания, и вполне может называться СВЕРХБОГОМ.

Самое печальное при этом то, что слово «сверхбог» неизбежно порождает в большинстве частных гуманитарных человеко-случАев дурацкие ассоциации с ницшеанским Сверхчеловеком. В этом, собственно, нет ничего плохого. Просто обидно, что всё так примитивненько у нас с вами…

Кстати о возрасте «Псевдо». Ему, как уже говорилось, лет шесть. Стало быть, уместно вспомнить и обо мне в соответствующий период.

Ещё хочу сам себе напомнить, чтобы завтра я не забыл написать что-то там такое про страницы предшествующие началу и что-то там про некоторые казусы, уже возникшие в тексте из-за перемены «Псевдовой» судьбы.

Бедный, бедный «Псевдо»… Мой маленький… Спокойной тебе ночи… А про свои шесть лет, пожалуй, не буду писать. А может и буду. Не знаю. Спать хочу, о чём я уже писал в рассказе «Фальшивка», ну да что тут поделаешь… Sleep well! (Так говорила мне одна голландская Эльза.)

И что бы там ни случилось, и что бы там и ни как, я всё же хотел бы продолжить.

Сейчас примерно половина девятого часа дня пятнадцатого марта месяца нынешнего года. Я устал. Плохо спалось. Видел два неприятных сна.

В первом — на лавочке, напротив моего бывшего дома в Марьиной роще, где я прожил первые десять лет своей жизни, сидел я с Аней Абазиевой (только какой-то немножко другой, сильно получше) и тискал её мягкие студенистые груди. Потом поехали к ней на дачу. Дача оказалась очень похожа на леночкину. По сути дела, это она и оказалась, и там принялись мы с Аней трахаться. Эдак, знаете ли, по-взрослому: вошли в дом и начали еблю. Вроде как, чего тянуть-то?..

И чувство раскаяния не покидало меня даже в момент преступных оргазмов.

Второй сон ещё того хуже: сидит Женя Костюхин на высокой, каменистой горе, играет на тубе. При этом вторая туба висит у него за спиной, и ещё там же висит что-то похожее на валторну.

И вот видит этот самый Женя меня, как-то подскальзывается, оступается неуклюже и вот уже падает стремительно и обречённо.

Все его медные духовые взмывают вверх, и он спускается на них, как на парашюте. В конце концов, он падает на берег ручья, протекающего у подножья горы. Падает в какую-то черную скользкую жижу и моментально скатывается в ручей, дно которого тоже представляет собой ту же черную, мерзкую, скользкую, вязкую жижу, которая тут же начинает засасывать женино тело.

Естественно, я бросаюсь на выручку; спускаюсь к зловонному ручью, шарю руками по склизскому дну, пытаясь нашарить Женю или хотя бы его инструменты. Наконец мне удается ухватить его скрюченную пятерню, и вскоре Женя уже на берегу.

Я сначала думаю, что он мёртвый. Волоку его к какой-то пружинной кровати, стоящей посреди свалки, так же имеющей место на берегу, укладываю Женю, прикладываю ухо к его груди, чтобы послушать сердце, и тут он как раз открывает глаза…

Сегодня. Спустя сутки. За это время, а именно за вчерашний вечер, я успел рассказать этот сон как минимум пяти друзьям и подругам. Следовательно, они весьма позабавятся, когда прочтут его на страницах «Псевдо». (Если, конечно, не позабудут.)

Были вчера в «Птюче». Смешно. Сказать решительно нечего, хотя понравилось. Опять танцевали с Добридень, а также с Кошеверовым и Тогоевым.

С каждым днём веселей-веселей, смешней-смешней. Накапливается усталость, а фишечки продолжаются. (Если вам интересно, куда я направляюсь, сообщаю: сейчас я нахожусь между станциями «Автозаводская» и «Коломенская» (как раз тот участок с открытой улицей), еду до «Каховки», на Москворецкий рынок за цементом, чтобы сделать Кате Живовой ремонт, за что её мама Марья Николаевна обещала что-то около 100 баксов.)

Я переживаю. Мне по-своему грустно. Я не уверен, что правильно поступил, решив выкинуть первые страницы «Псевдо» и вставить их куда-нибудь в середину. Скорей бы уж я почувствовал, что самое время их вписать!

Я думаю, что где-то сегодня моёму «Псевдо» исполнилось семь лет. Таким образом, он уже большой мальчик, и его пора отдавать в школу, где учатся другие романы и повести.