Макс Гурин - Я-1

И после каждого очередного «смелого» репортажа старушки во дворах всё это громогласно обсуждали, а так называемая интеллигенция, блядь, начинала со всей присущей им многозначительностью глупо улыбаться и как бы между делом, но отчётливо приговаривать «скоро начнут сажать».

Одна Катя, носившая тогда фамилию Шелыгина, консерваторская сослуживица моей тётушки, с которой мы в своё время вместе занимались на ускоренных курсах английского, говорила дело, вследствие чего и оказалась права. Однажды, на станции метро «Динамо» я выразил Кате свою обеспокоенность дальнейшей судьбой некоторых персоналий русского рока, мол, не посадят ли их в тюрьму, и она сказала, что нет, что тоталитарная машина изменилась, и такие «глашатаи истины» ей необходимы в первую очередь, потому что они снимают напряжение, растущее у народа, и гораздо умнее со всех точек зрения позволить таким людям как Шевчук или Кинчев петь то, что им заблагорассудится, потому что от пустой болтовни никаких серьёзных социальных катаклизмов проистечь не может, и тоталитарная машина нового типа, наоборот, будет поддерживать любую говорильню, но всерьёз делать никому ничего не дадут. Как потом выяснилось, никто и не будет ничего такого хотеть.

Кате в ту пору было немного за тридцать, и с моей тётей они познакомились в комитете комсомола Московской консерватории, каковой комитет моя тётя в течение нескольких лет возглавляла.

И ещё однажды я спросил Катю, так сказать, как старшего товарища, пройдёт ли когда-нибудь мой юношеский сплин. Она задала мне несколько вопросов, чтобы выяснить, что именно меня не устраивает в окружающем мире, и когда я ответил (( 9-a) Я — Бог! Я хочу созидать миры!!! ), не задумываясь, сказала, что нет. Тут она тоже не ошиблась.

Говорить правду — труднее нету! Если ты всё-таки её говоришь, по сути дела, варианта лишь два: тебя считают либо сумасшедшим, либо говном и подонком. Но никогда — праведником, хоть это однокоренные слова. Законы языка здесь прочно просасывают, потому что никаких законов нет. Всё сплошные совпадения. В равной степени счастливые и злосчастные. Кому как повезёт. Но тут тоже нет никаких законов.

Некогда было в моей жизни не скажу, чтоб уж прямо счастливое, но время, когда можно было позвонить лучшему другу (а ведь их было несколько, и все они общались между собой) и, попросив заучаствовать в самом сомнительном деле, не получить вежливого отказа.

Я говорю это не к тому, чтобы вы подумали, что это либо сопли, либо жалобы, либо что-нибудь вроде того, что вот, мол, и автор «Псевдо» дорос до неких там важных для вас вещей. Нет, это я не к тому говорю. Не до каких я таких вещей не дорос, поскольку дорос до всего в момент рождения, каковое, о чём я уже неоднократно заявлял как в устной, так и в письменной формах, было не моей инициативой, хотя моя мать в минуты, похоже, уже навсегда миновавших по причине долгожданного разъезда, космогонических скандалов утверждала иное. И это понятно.

Она — слабая женщина. На фига ей на себя ответственность брать хотя бы даже за тот мудацкий, будь он проклят (что, видимо, и произошло, по чьему мановенью — не знаю), комок, каким я родился на этот свет, сотворённый ремесленником средней руки, что, конечно, едва ли тяготит его самого. Нам ли, гениям, не знать, что твёрдый доход приносит только ежедневная работа над собой, заключающаяся в том, чтобы ни словом, ни звуком, ни улыбкой, ни покашливанием, ни жестом не выдать себя; не дать повод работодателю усомниться в том, что ты такая же посредственность, как и все, и он может быть совершенно спокоен.