Макс Гурин - Я-1

Иными словами, явился в нашу палату юноша Андрей, ровесник А, то бишь на пару лет младше меня, с целью избавления от героиновой зависимости. То есть с той же целью, каковой, как я тогда полагал (что, в свою очередь, как показало время, было ещё неправдой), мне удалось достичь три с половиной месяца назад. И он, этот Андрей, оказался довольно клёвым парнем. В его свободное от лежания под капельницей, посредством которой ему, посредством, опять же, неоправданно толстой иглы загоняли по вене чарующий Элексир Нормальности, время мы очень содержательно с ним пиздели о том-о-сём в туалете, задумчиво посасывая цигарки: он — «Союз — Аполлон Особый», я — «LD».

Андрей часто не верил мне, что такое говно, что представляет из себя наша отечественная попса, сочиняют нормальные, зачастую реально очень талантливые люди, парируя все мои аргументы тем, что, мол, «нормальные» талантливые люди сочиняют музыку для «Chemical brothers» или «Rammsteine». Честно признаться, на данный момент я не знаю, кто тогда был из нас прав. Да и тогда не знал.

Ещё у него была мечта постоять на сцене среди музыкантов, будучи одним из них. Моим тогдашним рекордом было выступление перед пятнадцатитысячной аудиторией на Дне Города в Тюмени с относительно трогательными девичьими песнями Вики Морозовой, бывшей вокалистки и поныне популярной в определённых кругах группы «Хуй забей!», разумеется, с моими же аранжировками. Однако, я что-то не помню, что я в этой связи отвечал Андрею. Да сие, видимо, и неважно, как, впрочем, и всё остальное и никогда. И не при каких обстоятельствах.

В принципе, я благодарен Андрею за две вещи, существенно облегчившее моё пребывание в «дурке».

Во-первых, Андрей дал мне, как, надеюсь, взаимно и я ему, некий суррогат дружеских отношений, состоя в которых, срок всё-таки мотать веселее. Изрядно веселее. Мы действительно стали товарищами по «несчастью». Двойными товарищами. Во-первых, оба «крэйзи», а во-вторых относительно опиатообязанные.

Во-вторых, его появление в нашей палате и в моей жизни избавило меня от необходимости общаться с неким юношей Сашей, студентом журфака, каковой Саша до появления Андрея безусловно был лучшим вариантом для сортирных «выпизденей», неизменным спутником которых были сигареты: его — «Marlboro», мои — «LD».

Этот Саша главным образом раздражал меня двумя вещами: во-первых, он очень любил «музицировать» на раздолбанном пианино «Лирика», стоящем в холле; во-вторых, чуть не любую свою сентенцию он начинал следующей тирадой: «Прежде всего надо понимать, что в мире каждую секунду его существования происходит борьба Добра и Зла, и Зло всегда побеждает. Поэтому…». Дальше он уже мог сказать всё, что угодно, но как большинство мужчин, страдающих комплексом неполноценности, в основном, говорил о ебле. Бесспорно, Саша всегда был логичен, и невъёбенно скучен. Впрочем, в его глазах, это его не портило. А мне, в принципе, было насрать. Соответственно, это тоже так, к слову. К слову о полку Игореве, например, и о том, что Андрей тогда очень помог мне жить.

На третий день знакомства он помог мне и вовсе по-настоящему. Каким конкретно говном его, наркомана, кормили, я не знаю, но так называемая «коррекция» ему требовалась изрядная. Судите сами, моя суточная норма «циклодола» составляла 2 таблетки, его же — 3 или 4. Ещё накануне вечером он заговорил со мной об употреблении «колёс» в целях банального торча. Выяснилось, что я к своим тогдашним двадцати шести ещё ни разу этого не делал, да и не знал, что это хорошо и прикольно. Спасибо Андрею!

Не скрою, что в районе двадцати лет у меня были относительно тесные отношения, тогда с отличным поэтом, ныне же с не менее отличным вэб-дизайнером, Олегом Пащенко, который уже тогда предпочитал «колёса» любым другим средствам «расширения» сознания (ебучая «Комсомолка» без каких бы то ни было комментариев назвала бы их СРС), что, впрочем, впоследствие, не помешало ему жениться по любви на молодом литераторе Яне Вишневской, поселиться в собственной квартире в Жулебино и успешно репродуцироваться.

Поэтому, конечно, ряд названий лекарственных препаратов заочно вводил меня в творческий трепет, как то «Сиднокарб» (любимые колёса юного Пащенко), «Паркопан» (то, от чего чуть не сдох Никита Балашов. В смысле, «смертельная доза — 10, я съел 20, меня откачали») и, собственно, «Цикла», с которой, благодаря Андрею, я познакомился достаточно близко.

С вечера до тихого часа мы копили таблетки. Тут надо сказать, что лекарства принимались и выпивались строго в присутствие медсестры и поэтому что бы то ни было не принять и спрятать стоило известной ловкости рук, в просторечии — сноровки. Страшно даже подумать, что было бы если бы меня засекли. Ведь мне было уже двадцать шесть и под категорию подростковой шалости подобный проступок явно не подпадал. В особенности, если учесть моё наркоманское прошлое. Возможно, если бы вскрылись оные нарушения, меня бы там продержали до лета.