Макс Гурин - Я-1

На ноябрьские праздники я уходил в несколько расстроенных чувствах, ибо впервые в жизни нахватал «трояков». Как я теперь понимаю, только потому, что педагоги все были мудила на мудиле, но тогда я этого не понимал, традиционно валя всё на себя, и невероятно печалился. Родственники мои тоже в тот период, откровенно говоря, не находились на пике своих интеллектуальных, да и духовных, возможностей и поносили меня на чём стоит свет.

На самом деле, тройки-то было всего лишь две: по алгебре и геометрии, но мой пресловутый дядя Игоряша, узнав об этом, картинно пришёл в ужас и уже прочил мне карьеру дворника, а то и вовсе уборщицы, намекая, таким образом, на то, что это, мол, пик моих возможностей. Потолок, извините. Я пытался ему возражать. Говорил, что мне эта математика на хуй не упёрлась, (в чём, кстати, был не прав, ибо математика упёрлась на хуй абсолютно всем и в особенности тем, у кого его нет. Говорю ж, педагоги мои все мудилы были!), ибо я вообще буду писателем. Но Игоряша сказал, что тогда мне придётся писать романы о жизни уборщиц, поскольку это станет единственной сферой, в которой я буду хорошо разбираться. В результате, как известно, правы оказались мы оба, и я до сих пор не могу взять в толк, что такого плохого в литературе о жизни всяко разных уборщиц. Тем паче, что все великие романы и повести написаны исключительно об этом.

Однако, я хотел бы вернуться к теме комиксов, опосредовавшись (извините, за выражение, блядь!) через другого своего дядю, какового по сию пору зовут Серёжей.

Прямо скажем, он не был мне дядей по крови, да и сейчас не является им. Будущим летом исполнится 25 лет с тех пор, как он женился на моей тёте и именно в силу этого обстоятельства, опосредовавшись (опять же извините) через неё, стал моим дядей.

Долгое время он был моим другом. Рассказывал мне о чудесах света, о древних индейцах и гипотетических их контактах с инопланетянами, об Атлантиде, о Христе (+ — в стиле популярного тогда журнала «Наука и религия») и о многом-многом другом.

Именно этот самый дядя Серёжа научил меня вырезать из сосновой коры кораблики, именно он подарил мне мой первый и единственный фотоаппарат «Смена 8 М» (М — это очевидно «модернизированный») и моего самого любимого плюшевого медведя неестественно серого цвета.

Дядя Серёжа же впервые познакомил меня с устройством Солнечной Системы, набросав её схемку на обычном листе из детского альбома для рисования. Когда в возрасте шести лет я надолго попал в больницу, в особо грустные минуты я воспроизводил эту схему и подолгу рассматривал её, представляя, как движутся в кромешной тьме межзвёздного пространства гигантские печальные шары, — и мне становилось легче жить.

Так вот. Помню точно, это был понедельник, и была это третья декада ноября 1985-го года.

В этот день мне удалось довольно оперативно сделать уроки (скорее всего потому, что добрую половину я и вовсе торжественно выслал на хуй) и сел калякать свои идиотские комиксы. Часа через три это занятие мне наконец-то наскучило, и я приплёлся на кухню, дабы испить чайку. Там я обнаружил дядю Серёжу, который по своему обыкновению мыл посуду. (Его супруга, она же моя тётя, всегда была чем-то слишком занята. Наверное, я никогда не пойму, чем — впрочем, это взаимно.) Вот тут и произошла довольно интересная и во многом определяющая для меня хрень.

Здесь следует заметить, что в тот период мы уже не так дружили, как раньше. Во-первых, у меня был подростковый возраст, и в силу этого я был глуп, самоуверен и столь же закомплексован, а во-вторых, дядя Серёже было не вполне до меня, ибо они с моей тётей были всецело поглощены воспитанием моей двоюродной сестры Марии Сергеевны.

Тем не менее, в тот вечер он был расположен к беседе и, собственно, сам её начал. Он сказал: «Ты очень талантливый человек. Тебе обязательно надо заниматься литературой. Зачем ты рисуешь эти низкопробные (дословно) комиксы? Тебе дано гораздо больше. Нельзя разменивать талант!» — сказал мне дядя Серёжа. И, честно говоря, в самой глубине души я призадумался, хотя на её, душевной, поверхности якобы остался при своём мнении. (Подростковый возраст опять же.)

А на следующий день случился самый знаменательный вторник моей жизни. На уроке русского языка к нам в класс вошла обаятельная брюнетка лет двадцати пяти или чуть старше (не знаю) и сказала: «Айда, ребята, (недословно) ко мне в Краснопресненский дом пионеров, в литературную студию „Снегирь“! Мы будем там читать ваши рассказы и стихи, играть в литературные игры, и всё будет хорошо! Есть в вашем классе ребята, которые пишут стихи или прозу?» Я смущённо потупился (всю жизнь чем лучше других я умею что-либо делать, тем больше меня это смущает), но наша «классная» Светлана Ивановна сказала, что, де, да, мол, есть у нас такие, вот, например, Максим Скворцов.