Макс Гурин - Да, Смерть!..

Одни будут бояться этого нового мира, искренне и изо всех сил надеясь, что это случится не на их веку; другие же будут страстно мечтать о нём, стараясь по мере сил его приближать. И имя им будет «обжоры».

Многие из них станут в сегодняшнем смысле слова террористами: под покровом ночи (надо сказать, вечной) они будут уничтожать посты спецподразделений, охраняющих особенно вкусные массивы рыбы. Потом будет революция и всё, что хочешь, но рыба ещё долго будет оставаться несожранной.

И сформируется к тому времени новый тип левого запрещённого андеграундного писателя. Эти писатели будут указывать читателям на то, что, мало того, что жизнь в рыбе и так полна всяческих неудобств, так ещё и жрут они все ни что иное, как давно уже разложившийся труп! А кто бы мог предположить такое в самом начале, когда даже привычная «мать-земля» уступила своё место «матери-рыбе»?!.

Такие вот превратности судьбы могут нас ожидать в будущем и уже не раз случались с человечеством в прошлом…

Возможно, конечно, что оная рыба просто окажется несъедобной, и тогда все просто и быстро сдохнут. Возможно, что и рыб-то никаких на Юпитере нет, а если и есть, то до выхода в космос им ещё далеко. Возможно также, что и нет никакого Юпитера, и тем более нет меня, только что поведавшего вам эту историю. И, скорее всего, нет вас, милостивые читатели, и ничего подобного вы не читали, а я, соответственно, этого не писал.

Да только всё чаще и чаще в ночи полной Луны я курю, высунувшись в форточку своей съёмной комнаты, и тихо шепчу: «Юпитерианская рыба! Прииди!..»

Недавно я понял одну интересную штуку (для кого? — ну для себя, конечно, в первую очередь!): оказывается, то, что с большинством моих женщин я расставался, что называется, по-человечески, без скандалов и душераздирающих, чуть не космогонического свойства, истерик, было связано лишь с моим самообладанием (как выясняется, всё-таки мне присущим и презабавным образом сосуществующим с перманентною моей меланхолией) и ещё с тем, что раньше оставляли меня они, а не наоборот. Когда же оставлять женщин был вынужден научиться я сам, выяснилось, что они решительно неспособны этого перенести, — то есть, оставаясь при этом в рамках установленных в человеческом общежитии приличий.

К величайшему сожалению, и, в первую же очередь — моему собственному, такое положение вещей нисколько меня не печалит. Да, конечно, сегодняшнему своему образу мыслей и устройству эмоциональной моей конституции, бесспорно обязан я лишь одной из моих бывших женщин. Самой, как принято почему-то считать, главной и, как принято говорить, роковой. Почему, кстати сказать, женщину, перевернувшую жизнь мужчины и вывернушую душу его наизнанку, принято считать главной в его жизни, я не вполне понимаю. Да мало ли от чего чья душа выворачивается! И то, что это именно так, тоже нисколько меня не заботит, и данную ситуацию я совершенно не считаю причиной для того, чтобы озадачить себя деланием каких бы то ни было общефилософских обобщений и выводов.

Одним словом, люди, чувствующие и переживающие что-либо остро, вызывают у меня скуку. От женских истерик, равно как и от положительных экзальтаций, меня клонит в сон. Там, во сне, нет всего этого. Там только мой мир. Там никто не рыдает и не сопит. Ни у кого там не разрывается сердце. Никто не гибнет там, гм, в водовороте страстей.

Разрыв сердца (как метафора, разумеется) на мой взгляд всегда беспричинен. А разрыв сердца без причины есть признак дурачины! И если всерьёз потратить время на размышления о том, что выступает в роли повода для «разрыва сердца», то сколь ни бейся, никаких иных причин кроме глупости обнаружить нам не удастся.

Может, конечно, возникнуть вопрос, что вообще есть ум, а что глупость, но я его решать не намерен. Это дело исключительно руководителей философских кружков. Там это любят. Если вам повезёт, как говорится, с Учителем, и если вы и впрямь человек удачливый, то есть дурак, то и вовсе весьма велики ваши шансы на обретение Истины Бытия. Поэтому, как говорится, желаю вам Успехов и Процветания. Встретимся в Аду…