Макс Гурин - Да, Смерть!..

Абсолютный, эгоизм, блядь! Уроды вы моральные, люди! Вот что!..

( Бордоровый Коленкор )

В день пятьдесят восьмой годовщины подписания так называемой фашистской Германией по всей вероятности всё-таки бумажки под названием «Акт о безоговорочной капитуляции», то есть 8-го мая 2003-го года, Макс посетил с дружественным визитом свою маменьку Ольгу Арнольдовну. Разумеется, ехать к ней не было никакого желания, но ему показалось, конечно, после недвусмысленного маменькиного нытья в телефоне, что лимит вежливых отказов исчерпан.

В данный момент, сегодня, 10-го мая того же 58-го года победы СССР в Великой Отечественной войне, иными словами, сейчас, Макс подвергает очередной экзекуции ни в чём неповинную клетчатую бумажку, заключённую в бордоровый коленкор, с целью описания своего впечатления, произведённого на него эпизодом, воспоследовавшим сразу по выходу от Ольги Арнольдовны, директора одной музыкальной школы, являющегося также Максовой маменькой.

В сквере возле её дома, прямо за аптекой ему встретились мальчик с собакой. Мальчику было на вид лет 12–14; собачка была маленькой, чуть не игрушечной, и забавно мохнатой. «Сейчас-сейчас, — говорил мальчуган 12-14-ти лет своей мохнатой маленькой собачонке, — сейчас, я только сухариков себе куплю и пойдём».

Конечно, спору нет, со своими собаками самым наинежнейшим образом разговаривают многие люди. Некоторые даже разговаривают с цветами, как, например, Максова жена A , утверждающая и, скорее всего, правая в том, что от этого они лучше растут, и вообще им так комфортней живётся. Да, конечно, всё это так.

Тем не менее, у Макса возникло стойкое ощущение, что мальчик, обещавший своей собачке, что они сейчас пойдут; то есть, сразу после того, как он купит себе сухариков, собирается с ней отнюдь не домой, как может показаться любому нормальному человеку, и уж тем более не в какие-нибудь там собачкины прерии или там лунапарк собачий, где оная собачка могла бы вволю побегать, отдохнуть и спокойно справить нужду, а куда-то в область тех тёмных значений столь привычных нам слов, куда попытался несколько дней назад улизнуть отец Роман, путём употребления слова «покаяние» с интонациями явно превосходящими возможности «невоцерковлённого» человека.

Совокупность вышеописанных наблюдений и всего предшествующего духовного опыта только что заставила Макса сделать следующий вывод: сколь сие не печально, на сегодняшний день он безнадёжно далёк от неведомой, но вероятно прекрасной Церкви Мальчика и Собачки.

Интересно, сделала ли собачка вывод о том, как безнадёжно далеки они с её мальчиком от Церкви Макса? От Церкви, отличающейся от доморощенного христианства лишь тем, что у неё элементарно есть будущее.

«Сейчас-сейчас, моя девочка, — говорит Бордоровый Коленкор, обращаясь к Тетрадке, — сейчас… я только ещё одну строчку Максу под слова выделю и пойдём…»

Возвращаясь к разговору о единственности дихотомии «солидаризация/обособление», можно сказать и такое. Хочется тебе обособиться — обособляйся! Хочется солидаризироваться — солидаризируйся в своё удовольствие! Всё это твои законные права. Всё равно от твоего выбора ничто не зависит и ничего не меняется.

Единственное что к этому можно добавить, хоть и не факт, что нужно, — это то, что, как показывает практика, в том числе и моя личная, солидаризация , как правило, проходит успешней и если и предполагает какие-то внутренние боли на этапе адаптации человеческой единицы к новому жизненному курсу, то, конечно, это боль переносится легче, чем та, что сопутствует этапу привыкания к курсу на обособление .

Так происходит потому, что солидаризация, в принципе, является делом + — богоугодным. Да, это так. И это то самое, чему я пытаюсь учить людей, которым сие интересно (да, без «увы», преимущественно женщин, поскольку общение с ними — это солидаризация по определению, и уже по условиям задачи, на более высоком уровне. Это, опять же, извините за выражение, просто её, солидаризации , честный вариант!).

Просто то, что предлагаю проделать всему прогрессивному человечеству я — это солидаризация бескомпромиссная , в силу того, что это крайняя степень внутренней честности и, не смейтесь (а, впрочем, хотите, смейтесь — ваш выбор, от которого опять-таки ничего не зависит!), духовной чистоты.

Конечно, в последние несколько десятилетий (одним словом, после Второй Мировой войны) отчего-то людям стало не стыдно дискутировать о том, хороши или плохи крайности, и абсолютное большинство даже склоняется к мнению, что крайности — это плохо; но, во-первых, честность и духовная чистота — не те качества, в овладении коими можно переусердствовать, а во-вторых, неприязнь большинства людей к крайностям слишком (и я бы даже сказал, крайне!) легко объяснима, — ведь любая крайняя мера требует от идущего на неё такой внутренней силы, которая достигается только воспитанием своего Духа! И это при том, что в наше время и в нашем обществе уже сами разговоры о Духе воспринимаются как опасная крайность, которой следует избегать.