Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА

А Югана спокойна. Трудно угадать по ее глазам, что здесь произошло, почему такая зловещая стоит тишина…

– Спит Таня. Крепко и долго будет спать, – наконец поясняет Югана. – Пусть Лена садится. Пусть Нина Павловна садится. Вот у печки скамейка. Чарым чай греть будет. Больша дорога была у вас…

– Ребенок живой? – тревожно спрашивает Лена.

– Все живы… – так же спокойно и неторопливо говорит старая эвенкийка. – Югана помогала рожать. И Югане тяжело было…

– Двойняшки… – радуется Нина Павловна, отогревая руки у плиты.

Югана отрицательно качает головой.

– Первый парень плохо шел. Югана маленько ему помогала, руку давала. Хорошо кричал первенец – долго ему жить. Отдохнула Таня маленько. Еще одного мальчика Югана приняла. Крикливый, сердитый будет…

– Мне нужно их посмотреть, – решительно говорит Лена.

Югана остановила доктора.

– Спят все. Четыре мужика!

– Югана!.. – Лена обняла и расцеловала старуху.

– Четыре сына?! – прошептал опешивший дед Чарымов, не веря услышанному. – Да… оказия…

– Можно маленько смотреть… – открыв дверь в соседнюю комнату, пригласила эвенкийка.

– «Первый»… «Первый»… – Я – база… Прием..?

– «Первый» слушает…

– Тягач три дня назад вышел из Медвежьего Мыса… Везет трубы и цемент…

– Спасибо… Давно ждем… Как прогноз?

– В конце марта ожидается сильная оттепель. Желательно, чтобы тягач успел сделать еще один рейс. Отправим масло, турбобур и талевый блок… Как успехи, «Первый»…

– Спасибо. Забурились неплохо… Сто метров с лишним прошли.

– Понял. Желаю успеха… Прием окончен…

Геннадий Яковлевич, переговорив по рации с начальником Юганской нефтеразведки, вернулся к столу и стал изучать заявку на запасные части к тракторам, гусеничному вездеходу, для дизелей и насосов буровой. Приходилось заранее предугадывать все возможные поломки… Буровая будет отрезана от Большой земли почти на три месяца.

Невольно он подумал о Никите Бурлаке и Кучуме. С первых дней монтажа буровой на их плечи легла ответственная и тяжелая работа. Завезти из Медвежьего Мыса трубы, оборудование и горючее через таежное бездорожье – дело нелегкое. Путь тягачу с прицепом предстоит не ближний.

Зимник петляет по тайге, огибая топи, перебрасываясь через речушки по бревенчатым настилам, болотным стланям. В первую же оттепель снег осядет, оголятся валежины, пни, коряги. Был зимник, и сразу нет его, ушел в чертову прорву.

«Да, успели бы Кучум с Бурлаком еще разок обернуться, – думает Геннадий Яковлевич. – Хорошо, если успеют…»

Пятый день куражится пурга над юганской тайгой. Пятый день не умолкает ни днем, ни ночью дизель мощного тягача. Никита с Ильей пробиваются к Оглату. Отдохнуть им некогда, да и не думают они об отдыхе. Ждут их на буровой.

По каким-то немыслимым приметам отыскивает Илья в этой снежной круговерти зимник. Временами дорога идет через болота. В оттепель это самые опасные места. А когда зимник штопором ввинчивается в хмурый густоствольный кедрач, в чернолесье, то надсадный рев трактора с двухсанной цепкой становится приглушенным, слово увязает в воздушной трясине.

К вечеру пурга стихла. Напыжился лес, причесанный ветром-секачом, зачуял говорливый трескун-мороз. Молчит эхо, не передразнивает стон двигателя, не повторяет, лукаво заигрывая, крик человека. Воздух сгустился, стал осязаем. Пропитался мелкой кристаллической пылью, образующей холодный туман. Стоит тайга взлохмаченная, чепурится-пудрится кухтачом. Усыпила, убаюкала ночь всю живность, заковала диковинную землю Югана.

Никита – мужчина могутный, бородищу отпустил цыганскую – вид мужалого первопроходца. На нем промасленная телогрейка и такие же засаленные стеганые брюки, заправленные в серые собачьи унты.

Вечерние сумерки давно смешались с пучливым изморозным туманом. Стоит густая вязкая темнота. Никита ведет трактор по зимнику, ощупывая дорогу прыгучими желтыми лучами фар.

– Говоришь, луну ждать? – переспросил он, беря на себя левый рычаг и пуская трактор в обход поваленной пихты.

– Один выход, – твердо говорит Илья.

– Пожалуй, верно. Хоть сани и сварены из стальных труб, а забуравишься в чащобу…

– Могут хрумкнуть, понятно.

Фары тыкают слеповатым искристым снопом в темноту, но дальше десятка метров не могут пробить ночную бездну. Илье кажется, что не три месяца прошло с тех пор, как он встретился с буровиками, а много-много лет. Еще в январе, когда они с Никитой делали первый рейс в Медвежий Мыс, отправил Илья письмо председателю артели Александру Гулову. Сообщил, что на его охотничий участок пришли буровики и что он останется с ними, пока не кончится бурение и эти люди не уйдут в другие края…