Франсуа Нурисье - Бар эскадрильи

Попытался открыть рот Клод, протиснуть туда таблетку, влить из ладони хоть несколько капель воды. Но лишь намочил лицо, а таблетка упала в траву. Сухой рукой он вытер лицо, потом своим платком, потом обеими руками, и в этом движении он ощутил себя, он почувствовал, что его пальцы сейчас посмеют сделать один жест, жест, вычитанный из книг, абстрактный, немыслимый, — они закроют глаза Клод, и он ощутил под своими пальцами теплые глаза, живые мягкие зрачки, которые при этом оставались закрытыми, и лицо ее приобрело скорбное выражение, как если бы Клод, заснув, испытала во сне сильнейшее разочарование. Жос наклонился и прижался лбом ко лбу Клод. Рюкзак, остававшийся у него на спине, подался вперед и давил на затылок. Это была некая сила, некая крышка, которая придавливала его лицо к лицу Клод. Очень долго. К мокрому лицу Клод. Потому что Жос плакал. Он распадался на части, стекал вниз, его рот разошелся в разные стороны в отвратительной гримасе слез. И непрестанно его били молоточками мерзкие слова облегчения: «О, все кончено! Все кончено!..» Потом у него мелькнуло в голове: «Если бы я не был рядом с ней, я никогда бы не узнал, никогда не принял… Я бы всегда думал, что мне врут. Всегда…» Простота смерти его завораживала, убаюкивала. Вдруг он вспомнил совсем короткий хрип, даже не хрип, а всхлип, который издала Клод перед тем, как сползти к подножью скалы, и его пронзила боль. Он встал, сбросил рюкзак на землю, растерянно посмотрел вокруг себя, пробежал несколько шагов туда, откуда они пришли. Где искать помощь? Перед ним встали образы людей за столом, бутылка, которую им протянули. Он стал спускаться, петляя между камнями. Гостиница «Сонна». Найдет ли он ее? «Выпьем там чаю…» Меньше одного часа. Или Зильс? Клод хотела добраться именно до гостиницы «Сонна». Он сделал несколько шагов в сторону. Хватит ли у него сил, чтобы вернуться одному к Клод? Хватило. Он встал на колени. Обратил внимание на воду, которая струилась по всему склону горы, просачиваясь сквозь пучки травы, сквозь комья земли, сквозь камни. Спина Клод уже намокла. Глубокая дрожь, как при очень высокой температуре, сотрясла Жоса. Он приподнял Клод за плечи и тихонько, медленно, оттащил ее на десять метров до невысокого бугорка, вокруг которого струи воды расходились. Он ощупал землю обеими руками, прежде чем положить на нее тело, снова опустившись на колени. Он только что впервые подумал «тело», а не Клод, и дрожь, рыдание, икота отчаянья и отвращения поднялись откуда-то из живота. Он ловил воздух. «Как Клод», — подумалось ему. Наконец он выпрямился, с влажным лбом и трясущимися ногами. «Вот что она почувствовала. И ничего больше…»

А теперь нужно было уходить, немедленно. У него дрожали ноги как после нескольких часов крутого спуска. Пошатываясь, он сделал несколько шагов. Крики галок высоко в скалах, нависших над альпийскими лугами, заставили его остановиться. Он смотрел, как планируют птицы. Какой-то другой крик — он вздрогнул. Животные! Какие? Всякие! Горы в июне кишат жизнью. Лисы, куницы, галки, грифы, все невинные, все стервятники, все хищники кружили уже в подлеске и в небе. Жос вспомнил, что ему говорили о воронах и грифах: о том, что все они любят выклевывать у трупов глаза. Он подумал также: я должен выдержать. Теперь уже все его тело тряслось, содрогалось, а не только ноги. Он вернулся к рюкзаку, брошенному на землю, и отвязал от него шотландский плед. Он накрыл им тело Клод, по диагонали, стараясь, чтобы один угол с запасом укрыл голову и лег позади нее, и на этот угол он положил большой камень. То же самое он сделал и в ногах. После чего немного подоткнул сбоку два края пледа, как подворачивают края одеяла на постели, но оставив достаточно места еще для пары десятков камней, которые он приносил один за другим, выбирая наиболее крупные, гладкие и не испачканные землей. Все это, поскольку он работал медленно, потребовало у него довольно много времени. Ему стало так жарко, как если бы он передвигал куски скалы. Как только лицо Клод оказалось закрытым, Жоса перестало трясти. Он выпрямился. Галки — умолкали они хотя бы на одно мгновение или нет? — продолжали кричать, но только гораздо ближе, как показалось Жосу. Тогда он отыскал три больших плоских камня, принес их и, прислонив два друг к другу, положил на них сверху третий таким образом, чтобы лицо Клод под пледом было покрыто еще такой своего рода трехсторонней пирамидой. Кровь стучала у него в ушах, пот тек ему в глаза, мешая смотреть. «Так будет хорошо», — громко сказал он и ушел. Он шагал очень широко, ощущая холод рубашки, прилипшей к плечам и к спине.