Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса

Напасть меж тем становилась все меньше и превратилась в филина. Поправила крылья, довольная собой.

— Ты что, на самом деле — филин? — удивился Абакум. — А это еще зачем? Что за метаморфоза с тобой приключилась?

— Ну, это ненадолго. Я ведь могу любым музоподобным существом обернуться. Меня просто попросили заменить филина на время. Я и раньше сове помогала. Но вот с недавних пор вдохновляет ее только филин. А сам он внезапно улетел по своим крылатым делам. Это, старик, даже посильнее напасти будет. Есть такое чувство, на беду или на радость данное богами, похожее на меня. Скорее на беду дано оно…

— Ну-ну… — улыбнулся Абакум. — А вот я слышал, что филин в охотника превратиться может, а сова в девицу какую-то. И, мол, там между ними…

— Ну уж нет, — спешно прервала его напасть, — это уж как они сами хотят. Я вдохновить, конечно, могу. Работа у меня такая, да и нравится мне дарить и возбуждать создание художественного образа или намек какой-нибудь самозваным творцам дать. Особенно люблю шепнуть о чем-то притягательном и необычном или изобразить столь непривычную в нашей обыденной жизни особую приятность. Но никакого секса и банальных физических превращений. Не по мне это совсем.

Прилетит филин — тогда и попробует свои силы. А уж если сове совсем уже невтерпеж, а филина и след простыл — так сама природа простой выход подсказывает: пусть сова яйца откладывает, как все добропорядочные птицы исстари делают. Без всяких там новомодных извращений. И нечего их, глупых, баловать.

— Ну, ты прямо разошлась. Я же просто спросил, безо всякой задней мысли.

— Ты старичок меня не серди, говорила тебе уже. Про секс с кем другим поговори — вон у вас девицы-куницы. А я все-таки Напасть Лесная, приличный магический персонаж. Но что на самом деле правда — бываю жутко вредной. Иногда даже сама удивляюсь степени своей несказанной вредности. Берегись!

Ухмылялся Абакум, и шли они дальше молча. Но недолго. Пока не встречался им на пути очередной творческий персонаж Дальнего Леса. Хранитель Леса, весь в путах каждодневной суеты и тревог, даже и не предполагал, сколько же творцов развелось в Дальнем Лесу. И было их видимо-невидимо, и у каждого собственная метода. И искра божья в каждом таланте высекается неповторимая. А напасть одна всех вдохновляла, и каждого по-своему!

Так что напасть теперь стала частым гостем в этих сказочных местах. Оглядитесь вокруг себя: так бывает везде. Где художник — там и напасть. Сложно с ней жить, а без нее — совсем нельзя. Почти как без женщин. Но напасть — это совсем другое, она и беда, и вдохновение. А женщина чаще беда, хотя и бывают прекрасные исключения, только подтверждающие правило. Однако это тема другой истории…

Есть между всяким хотя бы мало-мальски талантливым и самобытным творцом и напастью тонкая и невидимая нить, не видимая не вооруженному добротой и прозорливостью глазу. И порвать ее никак нельзя…

Однажды на рассвете я отдыхал в своем саду и думал о странностях нашей жизни. То ли на самом деле это было во время блаженного выходного дня, то ли календарь порадовал очередным праздником. Уже и не помню. Только в это раннее время неожиданно заглянула ко мне белка и спугнула мою всегдашнюю утреннюю сонливую задумчивость получше крепкого и бодрящего черного кофе.

Белка Алиса запросто забегала в мой сад. Она часто жаловалась на соседей, которым жалко было для нее орехов, и они ставили на нее капканы. Капканов-то она избегала, так как была совсем неглупа. Но какое-то неприятное чувство, в чем она откровенно призналась мне однажды, всегда оставалось. И вот как-то раз я предложил ей поехать со мной.

Было это в самом расцвете лета, и нам удалось убежать от поистине африканской жары в прохладу Дальнего Леса. Мы прошли с ней вместе через пару королевств и на лодке добрались до самой западной оконечности леса. За разговором и дорога близкой показалась.

Диковинный лес околдовал белку красотой бесконечного калейдоскопа листьев, ведь в Дальнем Лесу уже начинала звучать в полный голос неспешная песнь осени. Аккуратные тропинки в этот раз были просто завалены разноцветьем засыпающих листьев, которые шуршали под ногами. То и дело нам попадались спешащие по своим делам обитатели леса различной пушистости, хвостатости и зубастости, которые даже и не знали, что такое капканы. Белка по имени Алиса вдруг ощутила, что есть такое счастье неизменного благостного спокойствия и ежедневных чудес. Ведь счастье, скорее всего, не в борьбе за выживание в сошедшем с ума городе, а в неторопливом изяществе жизни в лесу. Понял я, что белке тут лучше, и оставил ее на попечение совы Василисы.