Василий ошарашенно смотрел на магического персонажа своего сна и все не переставал удивляться, как это она, такая огромная, может свободно летать. Про себя он окрестил ведьму весьма характерно, в своем оригинальном стиле: «Синь в белую крапинку».
Хорек Василий тоже решил попробовать взлететь, и вроде бы ему это даже почти удалось. Помахав маленькими лапками, он взлетел на одно мгновение, но уже через секунду плюхнулся на землю, — что-то неведомое тянуло его к земле даже во сне. Не удавалось ему парить над лесами, полями и озерами. Да что там парить, и нескольких метров пролететь не получалось. Василий опять пытался взлететь, снова мгновение держался налету, и опять все заканчивалось падением. Земля или какая-то магическая сила не хотела отпускать хорька-пешехода даже в короткий полет.
Василий снова и снова падал в мокрый снег, но абсолютно не чувствовал ни холода, ни сырости. Каким-то чудесным образом хорек оставался сухим. «Сухой снег», — реалистично рассудил Василий. А на самом деле, он просто был в сказке. И совсем не в реалистичной, потому что сказка ночного сна не может быть реалистичной по определению. По ее добрым законам никто не промокнет ни от моросящего дождя, ни от падающего с небес снега, если только сам этого не захочет.
Оглядевшись, Василий заметил, что его удивительный сон полон небывалых разнокалиберных птиц. Они кружили неподалеку от ведьмы, навевая что-то нездешнее, веселое и праздничное.
Одна веселая ворона подлетела к Василию близко-близко, и, ничего не боясь, смешно покачала клювом из стороны в сторону. Крылатая путешественница была совсем не похожа на обычную серую несуразность, которую принято называть вороной. Она опустилась на ветку рядом с хорьком и зевнула. Василий почувствовал, что его случайная знакомая в меру хмельная, но удивительно милая и приятная.
Пушистость выглядела смешной и не совсем подходящей как для обычной серой лесной вороны, так и для сказочной ослепительно-белой птицы. Но у сна свои законы, не подчиняющиеся скучным законам земной логики. Было в этой птице что-то нездешнее, привлекающее и манящее, почти волшебное. Пушистая ворона летала вверх и вниз, совершала кульбиты в воздухе, причем над самой головой обалдевшего от всех чудес хорька Василия, зачарованно смотревшего на нее. Затем белая и пушистая ворона зависла в воздухе и, покачивалась над мордочкой Василия, растягивая звуки, произнесла:
— Ни-и-зя-я… ни-и-зя-я… Василий, во-от ведь че-его удума-ал… не-е-е уле-та-а-ай… не-е-е улета-а-ай… ни-и-зя-я… не уле-е-та-ай…
Лесное Эхо было тут как тут и все повторяло: «Тай, тай, тай…»
— Ты что такое вообще и с чем тебя едят, маленькая и пушистая несуразность с крыльями вороны? — иронично спросил Василий, поднимая мордочку и постепенно приходя в привычное философское настроение.
— Глупый какой-то хорек мне попался, просто беда с тобой, и все… Я ведь природный феномен, и самая-самая что ни на есть на свете несказанная и живая суразность, а также и приятная белоснежность, — смеясь, прошептала птица, с широко раскрытыми, совсем не вороньими глазами, тоненьким голоском прямо ему в левое ухо.
Лесное Эхо едва слышно повторило за ней фрагмент ее последнего слова, которое ему понравилось: «Нежность, нежность, нежность…»
— И ни с чем меня не едят, вот ведь что удумал опять — экую несусветность! На меня смотрят, любуются и восхищаются моим несказанным и неописуемым изяществом. Вот. Ты разве не знал, что белые вороны всегда прилетают поутру или к ночи, но к добру. Несомненно, исключительно к добру.
— Это как же понимать? Как настоящее добро увидят, значит, так быстренько-быстренько прямо к нему и прилетают, все такие белые-белые и пушистые-пушистые. Правда? Или за ним, за добром этим несутся?
— Вот уж нет. Мы приумножаем красоту земную и несем исключительно добро. Только совсем не то добро и сокровища, что в котомках твоего колючего и стремящегося летать друга-ежика таятся в странном состоянии первозданного природного коварного ехидства. Совсем не то. А то добро, что в душе у нас до срока назначенного припрятано, — неожиданно серьезно и печально проговорила белоснежная ворона. — Мало его не земле, истинного добра. На всех не хватает. А ведь оно подороже серебра, золота и всех драгоценных каменьев будет. Вот так-то. Поэтому и принято у белых пушистых ворон такое простое правило: мы всегда относимся к окружающим нас намного лучше, чем они того заслуживают. Не слышал ты, наверное, о таком простом и доступном всем живущим в разных землях таинстве. Это и есть настоящее волшебство безусловного добра. Попробуй жить именно так, и тебе понравится. Я именно так живу и, знаешь, пока не жалуюсь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу