Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса

А подруги продолжили пить малиновый чай. И когда дым окончательно рассеялся, то завели они неспешный разговор о погоде. Нечего было говорить про домового, он сам свою работу знает.

Меж тем домовой Никодим прибыл в дом Василия. Он несказанно удивился всем новомодным чудесам и сложным механизмам. Дом купца в Московии был, конечно, попроще. Никодим решил все проверить основательно до знакомства с хозяином дома.

Но для начала и по извечной русской традиции надо было отметить приезд. Путь-то неблизкий был. Выбрал Никодим для этого случая небольшой чердак, как раз над кухней. Телепортировал он с собой жареной картошки, водки из купеческого резерва и красной рыбки. Все честь по чести, как и положено по исконной домовой стародавней традиции.

И после трапезы решил Никодим вспомнить свое давнее увлечение — старинные и вечно живые, как он сам, романсы. Любил он это дело, — кстати, многие домовые, абсолютно лишенные слуха и голоса, отчаянно любят петь.

Вот какая беда! Но у Никодима все было еще более запущенно: стихи он сочинял. Так часто бывает и в наших краях — кто не знает законов стихосложения, тот больше всего и пробует сочинять.

Причем у некоторых это получается на удивление довольно неплохо. А те, у кого случилось такое несчастье, как отсутствие голоса, постоянно поют на горе окружающим…

Меж тем Никодим, не мудрствуя лукаво, быстренько материализовал свою балалайку, которая была послана из Московии вместе с ним в комплекте, и затянул странную песнь на самую важную и актуальную тему — о себе любимом:

Домовые, ведьмы, лешие,

Наш защитный механизьм —

Не рогатые и пешие,

Не природный атавизьм.

С домовенками, исконные —

Русской фауны стезя —

Не чужие, не залетные —

Жить без них совсем низя!..

Последнее слово он просто прокричал со всей своей так давно хранившейся где-то удивительно глубоко не истребимой бегущими годами чувственностью. От всей души, с неизбывной тоскою о чем-то затаенном. И тут что-то произошло — на чердаке вдруг стали подпрыгивать два сундука. Никодим отложил балалайку и огляделся — никого рядом не было. «Ага, — подумал он, — тут дело нечисто». Он сразу понял, что не один здесь празднует свое прибытие.

Задумался домовой немного и вдруг вспомнил о чем-то. Порылся в карманах и достал какую-то ветку. Покрутил он ей перед собой и закряхтел: нехитрый магический индикатор недвусмысленно показывал на то, что кто-то еще здесь есть из магического сословия. Только таится. Никодим стал ходить по чердаку, и ветка в его руке совершала какие-то странные движения, как будто хотела пуститься в пляс под только ею одной слышимую музыку.

— Кто тут таится?! — грозно проговорил Никодим. — Все равно ведь найду.

— Ага, искал бы до второго пришествия ты магический персонаж в этом доме, старый пень, — проговорил неожиданно высокий и веселый голос после небольшой паузы, — не узнал ведь небось. Вот ведь как все обернулось. А помнится, сам писал мне угольком на купеческой стене:

Ах ты, милая душа,

До чего ж ты хороша…

— Да как тебя забыть? — дрогнувшим голосом с удивлением сказал Никодим. — Только нет уже той стены, да и дома купеческого нет. А мы с тобою вечные — вот и странствуем по свету. Но здесь-то ты как? Ишь куда забралась!..

— Долгая история. Не мастерица я такие истории рассказывать. Если сократить малость, скажу так: прослышав, что наш купеческий дом в Московии сносят, сразу решила тебя вызвать — ну пришлось пошалить малость для порядка. Больно крепким дом купеческий оказался, тот, где ты так засиделся. Вот и пришлось мне поднапрячься и колдануть слегка: уж больно тебя, такого вредного и нелепого, захотелось увидеть здесь.

— Вот оно как, — усмехнулся Никодим, — и ты хотя еще домовенок по возрасту, едва за сто лет перевалило, но уже можешь что-то. Надо же!

— Да уж, могу, — довольно произнес голос.

В ту же минуту повалил густой дым. По мере того как он рассеивался, перед Никодимом появлялся, со все более выраженными деталями, облик красивой девушки. Сначала только глаза и брови, потом нежный овал лица, шея. Через пару минут она полностью материализовалась, даже самые мелкие детали успешно прорисовались.

— Ух ты, — только и смог вымолвить Никодим, — так все аккуратненько материализовалось, прямо красота неземная. Как будто и не расставались совсем. Настастья в чистом виде и особом, миниатюрном размере. А что, одёжкой-то не обзавелась еще местной или своя где-то по пути потерялась?