Константин Кропоткин - Содом и умора

Я попробовал перешагнуть через овчарку, но она показала зубы — такие же желтые, как у нового любовника Зинаиды.

— Шампанское, шампанское! Где ваши кружки? — вопил из гостиной Марк, забыв и про кокос, и про недостающих участников новогоднего представления.

Из кухни доносились глухие удары.

— Помогите! — стесняясь, крикнула Лилька, пока я, с мусорным ведром наперевес, пытался вырваться на волю.

Кавказуха рыкнула, а я вернулся на край ванной.

— …Десять, девять, восемь, семь… — в гостиной отсчитывали последние секунды старого года.

— Бум-бум-бум, — аккомпанировал Валера, добивая кокос.

— Отряд не заметил потери бойца! — сказал я.

— С Новым годом! — кричали снаружи.

— С Новым счастьем! — ответила Лилька, с ненавистью глядя на кавказуху.

Та заворчала, давая понять, что шуток не понимает.

В этот момент что-то грохнуло и повалилось.

— Перестарался, — сказал я, уверенный, что вместе с кокосом Валера разрубил и табуретку.

Как в воду глядел.

Испытания новогодней ночи плохо повлияли на Марка.

— Раз-два-три, елочка гори! — окончательно впав в детство, декламировал он.

Марк воткнул вилку в розетку и пальма вспыхнула ярче, чем фондю.

Дубай, слишком хорошо знакомый с огневыми шоу (на рукаве его свитера красовалась внушительная дыра), пугливо дернулся. На остальных переливающиеся гирлянды не произвели никакого впечатления. Все были заняты.

После того, как на кухне собрали останки табуретки и кокоса, а потом обнаружили нас с Лилькой; после того, как кавказуху отвлекли куском колбасы, а она все равно тяпнула меня за ногу; после того, как овчарка чуть не взломала дверь туалета, желая чего-нибудь повкуснее моего ботинка — после всего этого ужасно хотелось есть.

На счет «раз» Кирыч внес торт со взбитыми сливками. На счет «два» к нему потянулись руки. А на счет «три» Кирыч смотрел на пустое блюдо, пытаясь понять куда все подевалось.

За тортом последовал фруктовый салат с корицей и медом. Но и он не спас положения. Народ требовал продолжения банкета.

Есть было нечего.

— Может лапши сварить? — предложил я, вспомнив про пачку спагетти, оставшуюся, кажется, еще от прежних жильцов.

— Идея! — воскликнул Марк.

Он выбежал в коридор и вернулся с кастрюлей.

«Лилькин винегрет», — екнуло мое сердце.

Я хотел было проинформировать гостей, что в кастрюле успел порыться Вирус, но, увидев, как у них загорелись глаза, промолчал. «Пес у нас ухоженный. Все прививки сделаны», — придумал я оправдание. Правда, себя обмануть не удалось. Для вида поковырявшись в винегрете, я отложил вилку в сторону.

— Райское наслаждение, — простонал Валера с набитым ртом.

— Бабушкин рецепт, — Лилька зарозовела от комплимента, прощая Валерию расчлененного сенбернара.

— Надоели все, — сказал Адам, с элегантной расслабленностью входя в квартиру в третьем часу ночи.

Он был в короткой белой шубе с черными пятнышками, напоминающей не то далматина, не то буренку. На его голове красовался фиолетовый цилиндр.

— После «Вдовы Клико» захотелось чего-то безыскусно-простого, сердечного, — сказал он и, скинув шубу прямо на пол, смачно облобызал меня в уста. — И вот я здесь, служу народу!

Я никогда не считал наше семейство воплощением сермяжности, но, представив пузатых миллионеров и расписных красавцев, с которыми Адам провел большую часть новогодней ночи, был вынужден согласиться: да, к народу мы несоизмеримо ближе.

— Давно из Египта, ваше сиятельство? — я склонился в учтивом поклоне.

— Египет? — удивился Адам. — Ах, Египет. Самолет задержали по погодным условиям. На Ниле пурга и зверствуют крокодилы. Контрольный мазок! — заржал он, хлопнув по заднице Лильку, из любопытства выскочившую в коридор.

Она вытаращила глаза, демонстрируя негодование.

— Я санэпидемстанция, — строго сказал Адам. — Проверяю чистоту помыслов.

— Вы врач? — подыграл я, надеясь, что Лилька тоже примет участие в балагане.

— Еще какой! — Адам подкрутил несуществующие усы. — Профессор! Рекомендую почитать мою диссертацию «Клистир, как профилактика кариеса».

Затем он царственной походкой прошествовал к гостям и замер в центре комнаты в позе чайника (одна рука в сторону и вверх, другая на бедре). Против ожиданий, никто не упал к его ногам. И даже не оглянулся.

Дубай, восхищенный познаниями Кирыча в мировых валютах, строил ему куры. Марк, скосив глаза на соломинку, сосредоточенно всасывал ром-колу. Клавдия пила водку, не закусывая, и внимала Валере, который повествовал о симптомах собачьей чумки. Все были пьяны ровно настолько, чтобы любить ближнего, но уже не замечать остального.