Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны

Что же, конечно, подумала Каролина, почему нет. Разве любовь в нашем мире сама по себе не чудо? Она бросила взгляд на Ала – он клевал носом, и седые вихры пружинили всякий раз, когда автобус вилял или подпрыгивал на ухабах. Ал приехал вчера поздно вечером и завтра утром снова уедет: он постоянно брал сверхурочные, чтобы заработать на новую крышу и водосточные трубы. Все последние месяцы, когда он был дома, они в основном занимались делами. Иногда Каролина воспоминала первые годы их совместной жизни – поцелуи, его ладони на своей талии, – и ее охватывала сладко-горькая ностальгия. Почему они оба так погрязли в заботах? Куда день за днем утекло столько времени? Как они оказались именно здесь и сейчас? Наступали ранние зимние сумерки. Автобус, с уже включенными фарами, быстро ехал через лощину, вверх по склону Беличьей горы.

Феба и Роберт, оба нарядные по случаю ежегодного бала общества «Гражданин Даун», сидели очень смирно, лицом к проходу. Роберт был в своем лучшем костюме и ботинках, начищенных до зеркального блеска. Под зимним пальто Фебы виднелось пышное бело-красное платье, а шею украшала тонкая цепочка с изящным конфирмационным крестиком. Потемневшие волосы были подстрижены короткой шапочкой и схвачены заколками. Бледная, с неяркими веснушками на лице и руках, она смотрела в окно, чуть улыбаясь своим мыслям. Роберт, поверх головы Каролины, рассматривал придорожные щиты, рекламу медицинских учреждений и стоматологических клиник, схемы маршрутов. Он был хороший парень, восторженный, открытый миру, хотя практически сразу забывал все, что ему говорили, и при каждой встрече спрашивал у Каролины номер ее телефона.

Но Фебу он всегда помнил. Помнил свою любовь.

– Почти приехали, – сообщила Феба, дергая Роберта за руку. Автобус взбирался на вершину холма. До интерната оставалось полквартала; свет из его окон мягко лился на коричневую траву, покрытую корочкой инея. – Семь остановок. Я считала.

– Ал, милый! – Каролина потрясла мужа за плечо. – Наша остановка.

Они вышли из автобуса навстречу сырым и холодным ноябрьским сумеркам и зашагали вперед, разделившись на пары. Каролина взяла Ала под руку.

– Ты устал, – проговорила она. Ей хотелось нарушить молчание, которое становилось для них все привычнее. – Последние две недели выдались не из легких.

– Все нормально, – ответил он.

– Тебе бы почаще бывать дома.

Она сразу же пожалела о сказанном. Это был давний камень преткновения, больное место их семьи, и даже ей самой показалось, что ее слова прозвучали истерично, словно она нарочно хотела вызвать конфликт.

Снег хрустел под ногами. Ал тяжело вздохнул, выпустив изо рта бледное облачко.

– Я делаю все, что в моих силах, Каролина. Деньги платят хорошие, и стаж идет. Мне ведь скоро шестьдесят. Приходится выжимать все, что можно.

Каролина кивнула, с удовольствием опираясь на его крепкую руку. Она была рада тому что он рядом, – и невероятно вымотана рваным ритмом их жизни. Больше всего на свете ей хотелось завтракать с ним каждое утро, ужинать каждый вечер и чтобы просыпался он рядом с ней, а не в похожих как близнецы гостиничных номерах за сто, за пятьсот миль от родного дома.

– Я по тебе так скучаю, – тихо произнесла Каролина. – Только и всего.

Феба с Робертом шли впереди, держась за руки. Каролина смотрела на свою дочь. На ней были темные перчатки и шарф – подарок Роберта, – свободно обернутый вокруг шеи. Феба хотела выйти замуж за Роберта и в последнее время только об этом и говорила. Линда, директор интерната, предупредила: «Феба влюблена. Ей двадцать четыре, у нее несколько позднее развитие, но она начинает осознавать свою сексуальность. Нам с вами следовало бы это обсудить, Каролина». Но та, не желая замечать происходящих изменений, все откладывала беседу.

Феба шла, слегка наклонив голову, полностью погрузившись в разговор; время от времени из полумрака неожиданно доносился ее смех. Каролина, радуясь счастью дочери, мысленно перенеслась на много лет назад, в больничную приемную с хлопающей дверью и поникшими папоротниками, где Нора Генри, сняв перчатки, показывала обручальное кольцо регистраторше и смеялась – точь-в-точь как сейчас ее дочь.

Целую жизнь назад это было. Каролина, по сути, вычеркнула то время из памяти. Но на прошлой неделе, когда Ал еще не вернулся, ей пришло письмо из адвокатской конторы, расположенной в центре города. Каролина, недоумевая, вскрыла конверт и прямо на крыльце, на ноябрьском холоде, прочитала: