Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны

Нора сидела, глядя на людской поток и тусклое мерцание реки за ним. Она не видела, как появился Фредерик. На плечо ей легла рука, она обернулась, и он поцеловал ее – в одну щеку, во вторую, в губы.

– Здравствуй, – сказал он и сел напротив.

Невысокий, но очень спортивный, с мощными благодаря многолетним занятиям плаванием плечами, Фредерик был системным программистом, и Норе нравилось его здравомыслие и способность схватывать на лету и обсуждать общее, не скатываясь в болото частностей. Впрочем, временами это же ее раздражало – его уверенность в том, что все в мире стабильно и предсказуемо.

– Давно ждешь? – спросил он. – Поужинала?

– Нет. – Она кивнула на бокал, почти полный. – Только пришла. И умираю от голода.

– Извини, что так поздно. Поезд задержался.

– Ничего страшного. Как прошел день в Орлеане?

– Скучно. Зато очень мило пообедали с кузеном.

Он начал рассказывать, и Нора откинулась на стуле, наслаждаясь его голосом и рассматривая его из-под прикрытых век. У Фредерика были сильные, ловкие руки. Она вспомнила, как он построил ей книжный стеллаж, проработав в гараже все выходные, и как из-под рубанка сыпались кружева стружки. Он не боялся ни работы, ни проявления чувств: мог подойти к ней в кухне, когда она готовит, обвить руками за талию и целовать в шею, пока она не бросит стряпню и не начнет целовать его в ответ. Он курил трубку, что ей не нравилось, слишком много работал и страшно лихачил за рулем.

– Сообщила Полу? – спросил Фредерик. – Как он, ничего?

– Не знаю. Надеюсь. Утром намечен совместный завтрак. Учти – он собирается жаловаться на наглых америкашек.

Фредерик рассмеялся:

– Отлично. Мне нравится твой сын.

– Он влюблен. Кстати, она очень симпатичная, его девушка, и он ее просто обожает. Мишель. Она завтра тоже придет.

– Отлично, – повторил Фредерик, сплетая свои пальцы с пальцами Норы. – Любовь – это замечательно.

Заказали ужин: говядина на вертеле, плов, вино. Внизу молчаливо текла река, и Нора думала о том, как хорошо бросить где-нибудь якорь. Пить вино в Париже, наблюдать за птицами, вспархивающими над силуэтами деревьев, за тихой рекой. Она вспомнила свои безумные поездки к Огайо, странную, переливчатую кожу воды, отвесные известняковые берега, ветер, треплющий волосы.

Но сейчас она была спокойна. В небе цвета индиго плыли черные птицы; пахло речной водой, выхлопными газами, жареным мясом, сырой землей. Фредерик опять разжег свою трубку, долил в бокалы вина. Люди шли по тротуару сквозь вечер, уступавший место ночи; соседние здания постепенно терялись в темноте. Одно за другим зажигались окна. Нора сложила салфетку и встала. Мир катился куда-то. У нее кружилась голова от вина, высоты и вкусных запахов после длинного дня, полного горя и радости.

– Ты в порядке? – откуда-то издалека спросил Фредерик.

Нора оперлась рукой о стол, перевела дыхание и молча кивнула. Слишком всего было много: река, влажный запах земли, стремительное кружение звезд, ослепительных, живых. Слова были не нужны.

Его звали Роберт, и он был хорош собой: копна темных волос, падающая на лоб челка. Он расхаживал по проходу автобуса, представляясь каждому пассажиру и отпуская замечания о маршруте, водителе, погоде. Доходил до конца ряда, разворачивался и проделывал все сначала.

– Мне здесь очень нравится, – провозгласил он, на ходу пожав руку Каролине, крепко и уверенно. Она терпеливо улыбнулась.

Другие люди избегали встречаться с ним взглядом, утыкали носы в книги, газеты, проявляли повышенный интерес к пейзажу за окном. Но Роберт не терял энтузиазма. Похоже, с его точки зрения, пассажиры автобуса ничем не отличались от деревьев, скал и облаков: их точно так же можно было обсуждать, не ожидая ответной реакции. Каролина наблюдала за ним с заднего сиденья и все порывалась остановить, но удерживалась, понимая, что под настырностью Роберта кроется отчаянное желание найти человека, который обратит на него внимание. И такой человек здесь был – Феба. Когда Роберт оказывался рядом, в ней словно вспыхивала лампочка, Феба начинала светиться и провожала его изумленным взглядом, как диковинное восхитительное существо, вроде павлина, – броское, горделивое. В какой-то момент Роберт, видно утомившись шагать, присел рядом с ней, не переставая, однако, говорить, и Феба улыбнулась ему – бесхитростной, лучезарной, ничего не скрывающей улыбкой. Без опаски, без предрассудков, не дожидаясь заверений в безудержной ответной любви. От столь откровенного выражения чувств – ее дочь чудовищно наивна, это огромный риск! – Каролина закрыла глаза, но, открыв их, увидела, что Роберт тоже расплылся в улыбке, радуясь Фебе и поражаясь ей не меньше, чем если бы дерево вдруг окликнуло его по имени.