Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны

Пол вдруг подскочил, махая кому-то через весь сад, печаль на его лице сменилась ослепительной улыбкой, – очень теплой, явно предназначенной дорогому его сердцу человеку. Проследив за его взглядом, Нора увидела девушку с изящным овалом лица, кожей цвета спелых желудей и множеством темных косичек до самой талии. Она была очень стройной, в мягком платье с набивным рисунком, и двигалась со сдержанной грацией танцовщицы.

– Это Мишель! Я сейчас. Мам, это Мишель!

Он пошел к ней, словно притягиваемый магнитом, и Мишель вся засветилась. Он взял ее лицо в ладони, поцеловал, а затем девушка подняла руку, их ладони коротко, легко соприкоснулись, и этот жест был таким интимным, что Нора отвернулась. Они пошли по саду, склонив головы, о чем-то разговаривая, а потом резко остановились, и Мишель положила ладонь на руку Пола. Рассказал ей о смерти Дэвида, поняла Нора. Вскоре они подошли к скамье.

– Миссис Генри… – Мишель пожала руку Норе. У нее были длинные, прохладные пальцы. – Пол сказал мне о мистере Генри. Я соболезную.

У нее был забавный акцент – Мишель много лет прожила в Лондоне. Пол предложил вместе поужинать, и это было настоящим искушением для Норы. Она с радостью проговорила бы с сыном до поздней ночи, но колебалась, почти физически ощущая накал чувств между Полом и Мишель, их жажду остаться вдвоем. Да и Фредерик… Вдруг он успел вернуться в пансион и его галстук уже перекинут через спинку стула?

– Может быть, завтра? – предложила она. – Давайте вместе позавтракаем? Умираю – хочу послушать про турне. Про Севилью, гитаристов и фламенко.

На улице, по дороге к метро, Мишель взяла Нору под руку. Пол шел впереди, широкоплечий, долговязый.

– У вас чудесный сын, – сказала Мишель. – Так жаль, что я уже не познакомлюсь с его отцом, не узнаю его.

– Узнать его вам вряд ли удалось бы – как и любому другому. Но конечно, мне тоже очень жаль. Вы довольны турне? – спросила Нора через несколько шагов.

– О да! Путешествовать – это такая удивительная свобода!

Они спустились в метро, на миг ослепнув от яркого освещения. В отдалении загрохотал поезд, звук эхом разносился по тоннелю. В воздухе витал странный запах парфюмерии с резкой примесью металла и машинного масла.

– Приходите утром к девяти, – сказала Нора Полу, повышая голос из-за шума. А когда приблизился поезд, она наклонилась к самому его уху и крикнула: – Он любил тебя! Твой отец! Он очень любил тебя!

Лицо Пола на мгновение распахнулось, отразило горечь потери. Он кивнул. Поезд подлетел к ним, и в поднятом им вихре Нора ощутила, как переполняется чувствами ее сердце. Ее сын здесь, в этом мире. А Дэвида нет, и это непостижимо. Поезд лязгнул тормозами, остановился, с тяжким вздохом разъехались двери. Нора вошла в вагон, села у окна и напоследок нашла взглядом Пола. Он уходил, сунув руки в карманы, опустив голову. Вот он – и нет его.

Пока она доехала до своей станции, воздух успел обрести сумеречную зернистость. Нора шла по булыжной мостовой к пансиону с чуть светящимися бледно-желтыми стенами и ящиками на окнах, из которых выплескивались цветы. В номере было тихо, ее вещи валялись там, где она их бросила; Фредерик еще не приехал. Нора подошла к окну и немного постояла, глядя на реку и думая о Дэвиде, вспоминая, как он носил на плечах Пола по их первому дому, как сделал ей предложение, перекрикивая рев воды, и надел прохладное кольцо ей на палец. Вспоминая Мишель и Пола, соприкасающихся ладонями.

Она подошла к маленькому столику и черкнула записку: «Фредерик, я во внутреннем дворике».

Из двора пансиона, обставленного по периметру пальмами в кадках, открывался вид на Сену. Гирлянды из крохотных лампочек обвивали деревья и чугунную ограду. Нора устроилась лицом к реке и заказала бокал вина. Она поняла, что забыла книгу в саду Лувра, – и смутно пожалела о ней. Это пустенькое легкое чтиво, рассказ о двух сестрах, конечно, не станешь покупать второй раз. Но теперь она никогда не узнает, чем закончилась их история.

Две сестры. Может, и они с Бри когда-нибудь напишут книгу? От глупой мысли Нора улыбнулась, и мужчина в белом костюме, сидящий за соседним столиком с крошечным стаканчиком аперитива, улыбнулся ей в ответ. Так все обычно и начинается. Раньше она положила бы ногу на ногу или поправила волосы, сделала еще какой-нибудь незаметный приглашающий жест, а он бы встал из-за своего столика, подошел и спросил, можно ли к ней присоединиться. Она обожала интригу этого ритуального танца и ощущение открытия, которое он дарил. Но сегодня отвела глаза. Мужчина зажег сигарету, выкурил ее, расплатился по счету и ушел.