Маргарита Меклина - POP3

Давайте собирайтесь и приезжайте. Мы с Вами тут попробуем пиво.

На лету, надо отдавать работу (макет) — где это умирал солдат и почему нефть, откуда это? Второй род литературы — опасный. Просто опасный и все. А почему проект Германия-Набоков? Лучше Петербург-Аркадий-Маргарита, так намного лучше, не правда ли? Все, бегу, позже напишу. Бланшо намного легче читать в английском переводе. Русский (данного) мне не по силам.

Да, Парщиков в свое время всем рассказывал историю о том, как ему оставили пингвина на месяц соседи и т. д., а когда он стал сползать в дешевый вермут, т. е. омут, эта история стала повторяться с угрожающей частотой и кто бы то ни был бежали в страхе, завидя широкую улыбку друга.

Милая Рита, спасибо за вашу (тоже 8-) фотографию. Вы задумчивы, тихи, — и впрямь, какой еще можно быть рядом с монстром русской словесности имени пишущей машинки. Нежнейше обнимаю, как вы там? Мне сделали предложение… ха-ха! В четверг иду на meeting. Если все пойдет как мне бы хотелось, может быть, получу передачу на TV. 8-) Как письма Селлинджера и прочее?

Аркадий, добрый день! Заезжала сегодня к некоему подпольному деятелю Евгению Осташевскому, который, в переводе Парщикова без пингвина, который был его руммэйтом в Станфорде, появлялся гордо и гладко в «Комментариях». В общем, о деле: у него два кота. Черный — это она, в то время как белый — это он. По меткому наблюдению Осташевского, коты предпочитают сидеть на черном. Заграбастала у него некий журнал 6,500 с Хеджинян и другими, а также его статью о незабываемом Голынко-Вольфсоне, которого Вы хотели снять с должности юнги. Лед тронулся, господа присяжные заседатели. Вчера виделась с местью. Месть, как всегда, рисовал на конверте квадраты.

Обсужденью подвергся Сорос. «Сорос — богатый мужик», сказал Месть. Я кивнула и прищуренно посмотрела на него сквозь дым. «Сорос дал компании „Голубая муха“ 10 миллионов долларов. На рубашки. Они на линии продают рубашки Армани».

«Скажи Аркадию, Месть внимательно посмотрел на меня, что вряд ли здесь кто найдется, кто даст деньги под русско-американскую выставку. Когда я был в своей галерее, я все оплачивал сам. И иншуранс и шиппинг. Туда и обратно. Вероятно, все деньги должны идти из России. А здесь никто не даст».

В общем, такая пессимистичная Месть. Может, сам Гельман знает, где деньги достать? A CV я у него вытребую. Пора ему приниматься за дело. В общем, он готов. Он мне уже сказал, что он не хочет продавать машины. Биографии свои он еще никогда не писал (ибо всегда сам на себя работал), но я его заставлю. Аркадий, в общем, он думает, что в Америке на это денег не дадут. Что делать? Берите Вашу телевизионную особу за рога и выбивайте себе телев. шоу. Вам привет от Осташевского.

Как ты там, Рита, как работа, чего по вечерам, — фотография с пиш. маш. очень cousy 8-) — это новая квартира?

Доброе утро, милейший Аркадий!

В герои предлагается выбрать невысокого бледного зарубежного дьявола нетрадиционной сексуальной ориентации, озабоченного поисками смысла жизни. Его ангел-хранитель тоже будет в романе.

Это я анкету Фрая читала. Стала глядеть на «Междуцарствие», обложка похожая по стилю на «Обратный перевод». Симпатичные обложки в том издательстве делаются. И названия глав в «Междуцарствии» хороши.

Как это прекрасно — роман… сил нет никаких, такая зависть разбирает. Вот накоплю денег, пошлю всех куда следует, куплю кенаря и разбитую пластинку Отиса Рединга — тогда и сяду за роман… перечитываю снова неожиданную вещь — «Вечер у клер»… и так далее. Ну, покойной ночи, пусть я приснюсь отцом пустынником и девой непорочной.

Зачем тебе «Энциклопедия авиации»? — походя спросил меня друг — опускаются шторы, на место уходит ново купленный пылесос, воплощение американской мечты, и подается на подносе сигарета. «Вам нужно курить длинную трубку», сказал поэт А. Его «Союз-Аполлон» отдаленно соотносился с «Люфтваффе». Самолет, опускаясь, пролетал над полянами, летчик вспоминал Черное море, Моравию, Азовское море, Кубань, Крым, в Германии он будет с теплотою вспоминать крымских татар — «койот — это ангел». «Я люблю Америку и Америка любит меня» — немецкого летчика привезли на «Скорой» в Нью-Йорк — туда, где умирал на улице, не застрахованный смертью, русский писатель Довлатов. У Маресьева не было ног: подбитый, самолет падал, немецкий летчик хотел остаться в Крыму. Маресьев полз по лесу и пел баритоном «еще немного проползу… и эту шишечку сгрызу». Сторож обходил город. В комендантский час писатель сидел у окна и курил. Золотился на столе круг света от лампы. Корреспонденция, поползновенья на ответное пониманье людей, лежала черным пеплом в камине: жена. Они спали на разных кроватях. О помолвке было объявлено через две недели после того как умерла его мать. Жид сидел у окна ислышал голос мужчины, который настойчиво звал. «Пьер! Пьер!» — Жиду казалось, что звали его: комендантский час обещал поцелуи в распахнутой темной панорамой ночи. «Пьер! Пьер» — «Пьер, вернись» — дополнил мысленно Жид, открыв свой блокнот. Он потерял свою девственность на железной дороге, в возрасте двадцати четырех лет: Жан? Луи? Квазимодо? Имя мальчика до сих пор неизвестно. На самом деле кричали «Lumiere» — на окнах — крест-на-крест — белые полосы. Жид погасил свет. Возможно, проходя к кровати, Жид равнодушной рукой оттолкнул пылесос и тот ткнулся в угол пластмассовым телом. Немецкий летчик, пролетая над Францией, засек вспыхнувшее и тут же погаснувшее под абажуром ночи окно.