Олег Ермаков - Иван-чай-сутра

Но наконец и Маня дрогнула.

В этот день они выбрались на громадный, неоглядный холм. Оттуда было далеко видно, на горизонте громоздились зеленовато-синие возвышенности, перед ними курчавились покрывала лесов. Эта какая-то горная, а уж никак не равнинная перспектива была столь неожиданна, что Маня не выдержала, раскинула руки и запела: «Ом!»

В одном месте, на краю глубокой долины, росли яблони с одичавшими кислыми яблоками, сливы, кустарники смородины, малинники. Смородина была мелкой, но вкусной; Кир залез на черную вишню. В этом месте было много птиц, они всюду сновали, трещали и цокали; особенно старались какие-то упитанные крапчатые крупные птицы с длинными хвостами, они явно чувствовали себя здесь хозяевами. И на посягательство Кира ответили возмущенной трескотней. «Эй, археоптериксы, кыш!» — крикнул им Кир. «По-моему, это скворцы», — сказала Маня. Но Кир высмеял ее, уж скворцов он мог отличить и ворон. Несмотря на птичьи протесты, Кир набрал две пригоршни спелых ягод с винным вкусом и благополучно спрыгнул. Но все-таки заживающая рана треснула и сквозь грязный бинт проступила свежая кровь. Заметив пятно, Маня болезненно сморщилась. Кир сказал небрежно, что немного испачкался. Где-то поблизости раздавалось карканье. «Вот это точно — вороны», — сказал Кир, поворачивая голову в сторону криков. Немного ниже того места, где они стояли в тени старых раскидистых деревьев что-то такое было. Кир предложил сходить туда. Кто-то шепнул ему в ухо: сходи туда, посмотри…

И они отправились туда, вошли в тень, пахнущую землей, прелью и еще чем-то, каким-то лекарством, что ли, валерьянкой или валокордином, и, спустившись ниже, вдруг увидели прогалину и на ней в окружении каких-то необычных лопухов размером со слоновье ухо и ростом с человека настоящие руины из поблекшего кирпича. Руины опоясывал вал шиповника, уже наливающегося кровью. Сознание Кира мгновенно воспламенилось, он тут же вспомнил свои озарения насчет игры и смущенно подумал, что был не прав, не видя в ней правил, это только на первый взгляд она была хаотична, а на самом деле хорошо продумана. И вот в результате различных ходов они попали сюда.

Но Кир снова смутился. Что за ребячество, тойфел! Можно подумать, в руинах зарыт клад. Меч-кладенец, бНОПНЯ. Ну, какие-то кирпичные стены, словно бы седые, пустые окна, нет крыши. Какая-то постройка. Внушительная. Кто знает, что тут возводилось в джунглях социализма. Тем боле в царской мгле.

И все-таки ощущение, что они достигли конечного пункта непонятного, как иероглиф, путешествия, не оставляло его. И ему казалось, что сейчас этот иероглиф будет расшифрован.

Чем ближе они подходили к руинам, усеянным воронами, тем нестерпимее и тяжелее становился запах. Уже не растениями, валерианой, как предположила Маня, здесь пахло, а целой бочкой лекарств. Вороны, заметив их приближение, взлетели. И когда на них снова накатила волна смрада, Маня не выдержала и вцепилась в рукав Кира. Он оглянулся. Сквозь красноватый загар на Манином лице проступала бледность. «Что, Птича?» — проговорил он тихо и криво улыбнулся. Маня отрицательно покачала головой. Кир предпринял попытку пойти дальше, но Маня стояла на месте, не выпуская его рукав. «Тойфел, Птича, надо проверить, что там такое», — сказал он, но она молча стояла, расширив глаза. «Я схожу сам», — дернулся еще раз Кир. Но у Птичи была крепкая хватка… По правде, ему уже и самому не очень хотелось идти до конца. Черт с ним, с предчувствием поворотной точки, кульминации игры. Вот еще радость, влезть в самый центр смрада.

«Кирчик, пожалуйста», — попросила Маня, и глаза ее были темны и огромны. Этот взгляд смутил его еще больше. Все-таки она, Птича, умеет кое-что распознавать глубже, он всегда подозревал это. Вот — в таких, короче, делах.

«А, ладно, — проговорил он, поглядывая вперед, — ломиться через заросли, рвать последние штаны».

И махнув рукой, повернул.

Но этот запах преследовал их.

«Ну, может, зверь, подстреленный или старый, забился в какую-нибудь комнату, в угол, и подох», — рассуждал Кир, когда они оставляли это место.

Маня молчала.

Они уходили дальше по обширному холму и, оборачиваясь, видели высокие деревья, черных птиц и синюшные просторы. Маня срывала пригоршни полыни. Запах — коварная вещь, он способен впитываться в мозг. «Вот что бы я еще порекомендовал странникам, — бормотал Кир, косясь на подругу, растирающую серые метелки и нюхающую их, — брать с собой противогазы. Противогаз, Ицзин и пять рупий. Запасные спальники. И „Касперского“ с обновленными базами».