Константин Кропоткин - …и просто богиня

А голос у Зазочки зычный, мощный, поставленный самой природой, ей бы в кинокомедиях бригадирш играть или партийных функционерок, но в кино берут пока только на роль самой себя — туда, где нужно выйти и гаркнуть какую-нибудь уморительную пошлость в своем репертуаре.

— А вот я сейчас как сяду тебе на лицо, чтобы ты от моей любви задохнулся, — обещала она раз чрезмерно назойливому поклоннику, и то, что в других коралловых устах звучало бы дрянно, у Зазочки, озорно валяющей блестки в грязи, было редкостным, хоть и грубоватым комплиментом — и смущенно утирал нос краснорожий поклонник, и толпа, пьяная не меньше, радостно улюлюкала.

Зазочка — знаменитость ночной Москвы, а там свои радости.

— Как ты? Все ли у тебя в порядке? — звонил я пару лет назад из своих заграниц, наткнувшись в Интернете на еще одно, второе в ряду, сообщение о смерти. Еще одна Зазочкина товарка умерла, в возрасте чуть за сорок (а кого ж молодят эти ночные смены?).

Нет, заверила Зазочка, о здоровье печется, таблеток тайских для похудания уже не жрет, перетянула себе желудок специальным хирургическим путем, скоро будет стройной, как в те стародавние времена, когда мы познакомились.

И пить уже не пьет.

Умница.

Зазочка — умница, но не только потому я за нее волнуюсь.

И не за то люблю, что все свои костюмы, купечески пышные, барочно убористые, цветастые, как мириады клумб, шьет Зазочка сама, сама и эскизы придумывает, восхищая не только коллег.

Мне по душе мысль, что когда придет ей время уйти со сцены (придет же оно когда-то, не с клюкой же ей скабрезничать?), Зазочка может запросто открыть ателье и весело, как и всегда у нее, обшивать профессиональных певиц, танцоров и говорунов. Не грозит ей нищета и низость, как, увы, часто бывает в этой профессии в качестве пенсиона — гнусный мир, жалко мне блестючих ночных баобабочек; где Герочка, тонкая веточка с изысканным лицом? нет ее, умерла-умерла, не лечившись, гуляя по краю; а Сильва где? и ее нет, прихватило сердце.

Кроме мощных плеч, кроме лица в протуберанцах, кроме портновского таланта и дара площадной комедиантки, есть у Зазочки сердце, которое напоказ не выставляет (да и кого интересует оно в чадной клубной атмосфере?).

Кто на похоронах у подруг отстоял, когда срок пришел? Кто дает деньги разным убогим? Кто раздает без счета провонявшие потом феерические костюмы «самой Зазы»? Доброе у Зазочки сердце и — вот, ей богу — заслужила она себе и здоровье, и любовь, и счастье — и все прочее, что вписывают в поздравительные открытки, что замылилось, как и клубный конферанс, но имеет все-таки смысл: умеет же Зазочка быть ни на кого не похожей в этих убогих обстоятельствах; может же она быть женщиной в самом вопиющем смысле этого слова — ослепительным скопищем колких веселящих молний…

Ей, ненаглядной клюковке ночной Москвы я (шепотом, в сторону) желаю еще мирной личной жизни, на которую пока времени у нее нет; когда ей дружить, переживать конфетно-букетное счастье, если работает ночами, а днем обшивает шоу-бизнес, а еще у Зазочки гастроли, а еще, вот, и пение благим матом. Я загадываю, что, пожалев себя однажды и найдя человека, который искренне полюбит редкостную ее человечность, очутится Зазочка — пусть ненадолго — в каком-нибудь садово-яблочном раю; будет пить там чай из блюдца, у самовара; и чтоб вился какой-нибудь уютный дымок, и чтоб яблони душисто пахли, и трава переливалась шелковисто, искусственно немного, куда ж в данном случае без чрезмерности…

— Береги себя, — прошу я Зазочку время от времени, не имея ни сил, ни возможностей изменить в ее жизни то, что мне кажется неправильным.

Говорит, что старается. Но я не верю.

Уже заметно, что я неохотно, со скрипом, говорю «она»? Уже видно, что роскошной Зазочке, богине клубной Москвы, не совсем подходит это местоимение?

Сосредоточив в себе, наверное, все византийское великолепие русской женщины (и лжецы, и слепцы те, кто зовет ее грубым словом «баба») — Зазочка просто не помещается в трехбуквенное слово.

Да, и формально, Зазочка — мужчина. Владик, актер. Но какая разница?

Главное — ах, какая !..

Есть у меня такой виртуальный раздел. Что-то вроде воображаемой залы-гостиной, где я поселяю особ эксклюзивных статей. Я их не ищу, конечно, но если попадется какая, то не могу не нарадоваться и не препроводить ее в эти гипотетические апартаменты, заставленные затейливо-воображаемой мебелью: усадить, напоить чаем или, скажем, какао, пирожинку дать, наглядеться вдоволь, волнуясь всем своим душевным веществом.