Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

– Нат,- сказал он. – Дружбу надо защищать, правда?

За дверью всхлипнули.

– Правда.

– Тогда объясни, почему ты собралась уезжать.

– Мне сказали, что я… бросаю на тебя тень… и могу испортить всю летную… биографию.

– Ты? Испортить мою биографию? Какой идиот тебе это сказал?! Лиля?

– Один офицер. С двумя большими звездочками.

– Подполковник?.

– Не знаю, наверное. Саня начал догадываться.

– Когда он приходил?

– Часа за два до тебя.

– Сиди дома и никуда не выходи, – резко, по громовски, сказал он. – И вытри нюни! Я скоро вернусь.

Все в нем горело и кипело. Клокотало от возмущения и несправедливости. Первый Сергеев, яростно сжимая кулаки, шел в бой за правое дело. С ожесточением толкнув дверь парадного, он шагнул в сумерки. На улице, как после долгого артобстрела, стояло зыбкое, тревожное затишье. Нигде не выло, не скрежетало, не трещало: беспощадный ураган, словно устав от жаркой схватки, смирился, стих. Несколько сломанных берез, которые еще не успели убрать, помятые клумбы, да непривычно голые, без телевизионных антенн, крыши домов – вот и все, что напоминало о грозном нашествии. Но и эти следы разрушения уже прятала, маскировала сиреневая темень.

Военный летчик Сергеев шел к штабу.

Было тихо, морозно. Под ногами стеклянно похрустывали лужицы, покрытые пластинками тонкого, узорчатого льда. Где-то вдалеке испуганно, осторожно, будто проверяя голос, тявкала собачонка. Подойдя к небольшому двухэтажному зданию, Саня предъявил часовому удостоверение и, поднявшись по гулкой бетонной лестнице, громко постучал в коричневую, недавно окрашенную дверь.

– Войдите, – послышался приглушенный голос замполита.

Саня толкнул дверь.

– Старший лейтенант Сергеев по личному вопросу!

И только тут увидел, что замполит не один. Высокий, подтянутый майор с академическим значком и солидными для его возраста орденскими планками – в несколько рядов – стоял в глубине кабинета, листая какие-то бумаги. На столе, на стульях, на полу – всюду лежали папки с делами, толстые амбарные тетради, плакаты с обязательствами, старые «Молнии» и «Боевые листки». Саня догадался – об этом поговаривали давно – подполковник сдает дела. И внутренне ощетинился – этого офицера с рыхлой канцелярской выправкой в полку не любили, не уважали. Летчиком он считался посредственным – никак не мог подняться выше третьего класса, – нужды и потребности авиаторов его не волновали, не интересовали. По сути, всю огромную целенаправленную работу по освоению новой техники, по быстрому росту летного состава взвалили на свои плечи Командир и начальник штаба. Подполковник-бюрократ зарылся в бумагах. Но в армии уже началась большая, серьезная перестройка, ветер решительных перемен гулял по полкам и соединениям и вот, наконец, добрался до их глухого леса. На смену «пташечке», как авиаторы называли подполковника, пришел новый, судя по первому взгляду, опытный летчик и грамотный политработник.

– По ли-ичному? – хмуро переспросил «пташечка» и закаменел. – У меня, товарищ старший лейтенант, на двери ясно написано: прием по средам. По средам, а не по пятницам!

– Прошу вас выслушать меня сейчас. Это займет десять секунд!

– Гм… – «Пташечка» испуганно взглянул на майора с академическим значком. – Ну что же. Десять секунд, говорите, – он терзался сомнениями. – А, что там! – демонстрируя свою чуткость к личным вопросам личного состава, рубанул он рукой. – Слушаю вас. – И тут же дал задний ход: – Хотя теперь у вас другое начальство, – «пташечка» покосился на майора. – Можно и ему. Я вроде как уже не у дел…

– То, что я должен сказать, адресовано вам, товарищ подполковник.

– Хм, – закаменел «пташечка» и, наконец решившись, величественно кивнул: – Ну, что там у вас? Только быстро!

– Я пришел вам сообщить, товарищ подполковник, – четко, бесстрастно, голосом Командира отчеканил слова Саня, – что вы грубый, невоспитанный солдафон! Разница в званиях и возрасте не позволяет мне выразить свое мнение в более подходящей форме. Но можете считать – я это сделал!

И, щелкнув каблуками, вытянулся по стойке «смирно». Майор, оторвавшись от бумаг, с любопытством взглянул на старлея доблестных ВВС – точно брал в перекрестье прицела. «Пташечка» побледнел, позеленел, покраснел, с грохотом выскочил из-за стола.

– Да я вас!.. Старшему по званию!.. Мой авторитет!.. За такие штучки!.. – казалось, он немедленно растерзает летчика.

– За свои штучки я отвечу, – спокойно отрезал Саня. – Но не раньше, чем вы извинитесь перед девушкой, которую оскорбили!